Обещание поцелуя
Шрифт:
Распираемая любопытством, она подошла поближе и пригляделась.
Серебряный свет лежал на тонких листочках засушенной веточки омелы.
Она видела эту веточку прежде. Знала дерево, на котором та росла.
Она хорошо помнила ту ночь, когда Себастьян отломил ее и сунул в карман.
Одна часть ее ума насмехалась — как можно быть уверенной, что это та самая веточка? Какая бессмыслица… и, однако:
«Я никогда не забывал тебя».
Эти слова были сказаны всего два дня назад. Если зрение ее не обманывает, он говорил правду.
А это значит, что он действительно собирается жениться
Трогая подушечками пальцев холодное стекло, Хелена смотрела на тоненькие листочки, и внутри ее что-то росло, росло, переливалось через край…
Она увидела правду и ощутила ее сладость. И вот теперь, поверив ему полностью и окончательно, скоро потеряет все, спасая Ариэль.
Громкий бой часов раздался неожиданно. Бой других часов прокатился по дому. Она замерла в страхе, но ничего не произошло.
Бросив последний взгляд на веточку омелы, хранившуюся под стеклом, Хелена направилась к двери.
Она добралась до спальни без всяких приключений, но ее сердце бешено колотилось. Проскользнув в дверь, она закрыла ее и прижалась лбом к створке, чтобы хоть немного успокоиться.
Потом, прерывисто дыша, повернулась и шагнула в комнату.
Себастьян сидел в кресле у камина и наблюдал за ней.
Хелена застыла на месте от ужаса.
Он поднялся и по толстому ковру направился к ней:
— Я давно жду тебя, малышка.
Ее глаза сделались огромными, когда он остановился перед ней.
— Я не ожидала увидеть тебя здесь.
Неправда. Она старалась не смотреть на письма, которые оставила на туалетном столике.
— Я предупреждал тебя.
«Увидимся позже» — она помнила эти слова, помнила их тон. Это «позже» наступило, и он пришел. Но…
Себастьян молчал, изучая ее лицо, наблюдал… выжидал. Она сглотнула и показала на дверь.
— Я выходила погулять. — Ее голос дрожал, она пыталась улыбнуться, не желая показывать своего страха. — Твой дом такой огромный, и в нем так темно, что я даже заблудилась. — Ее сердце рвалось из груди. Ее взгляд упал на его губы: она вспомнила омелу. — Я не могла заснуть.
Его губы дрогнули, однако брови были нахмурены.
— Заснуть? — Его руки обхватили ее талию. — Должен признаться, что такая мысль не пришла мне в голову.
Ее голова сама собой откинулась назад, ее губы встретились с его губами, и она уже не могла остановиться, не пыталась остановить себя — и упала в его объятия.
В ней разгоралось желание, и ноги едва держали ее. Она ухватилась за него, словно он был ее единственным спасением.
Но это было не так, ее никто не может спасти и никто никогда не освободит от Фабиана — на этот раз счастливого конца не будет.
И все равно она не могла отстраниться, не могла отказать ему в том, чего он хотел.
Если бы она попыталась, он бы что-то заподозрил, но она даже не пыталась, и не из-за страха, что проговорится о коварном плане Фабиана. А из-за того, что не могла уйти из горячих объятий Себастьяна. Она встречала его требования, выставляла свои — их языки сплетались, ласкали друг друга, намекая на то, что грядет, на то, к чему они оба стремятся, чего оба желают. Не мысль об Ариэль согревала и поддерживала ее в тот момент, когда их губы разлучились и она почувствовала
Силу, которая овладела ею, которая сжигала ее мозг и управляла ее движениями, которая придавала ей смелости следовать его указаниям, стоять, слегка повернуться, в то время как он сначала спустил ее лиф, затем юбки и последней сорочку, нельзя было назвать желанием. Ни ее, ни его.
Здесь было что-то, совсем другое. Когда она стояла перед ним, обнаженная, и ее кожа светилась в лунном свете, какая-то неведомая сила заставила ее открыть глаза, и она встретила его взгляд, в котором горела страсть. Его взгляд, как пламя, охватил все ее тело. Его глаза удерживали ее взгляд, потом он по очереди поцеловал ее руки.
— Идем, малышка, будь моей.
Его голос — глубокий, охрипший, опасный — заставил ее содрогнуться. Он положил тяжелые руки ей на плечи и привлек к себе. Она задыхалась, ее грудь распирало, сердце стучало, как молоток, и она упала в, его объятия охотно и радостно.
Она была создана для него — она чувствовала это всем своим существом, своим сердцем и своей душой. Он прижал ее крепче, поцеловал в губы, погладил обнаженную кожу.
Будучи невинной, она ничего не знала и не умела, но была уверена, что он знает все, и безоговорочно доверяла ему в том, что он будет с ней делать, как будет обращаться, как возьмет ее, как сделает своей. Она не могла бороться с силой, которая управляла ею, — да и не хотела с ней бороться — она была такой могущественной, такой сокрушающей. Она полностью подчинилась ей, подчинилась себе, ему и всему тому, что ее ожидало.
Его прикосновения были осторожными, его руки двигались по ее телу очень медленно, и каждое прикосновение разливалось теплом по ее телу. Страсть и желание руководили им, стремясь к конечной цели — обладанию ею.
Она видела это по заострившимся чертам его лица, которое она с восторгом ласкала, чувствовала по напряжению его тела, по напрягшимся мышцам и по силе рук, сжимавших ее. Чувствовала по твердости его плоти, упиравшейся ей в живот. Видела по сиянию его глаз.
Его взгляд скользнул по ее лицу, и он, наклонив голову, завладел ее ртом, лишая рассудка. Его руки сомкнулись на ее грудях, пальцы ласкали затвердевшие соски, но вот он отпустил их, отпустил губы и взял ее на руки.
Он донес ее до кровати и бережно опустил на шелковое покрывало. Снял куртку, сбросил ботинки. Она ожидала, что он совсем разденется, но он этого не сделал. Оставшись в тончайшей льняной рубашке и шелковых бриджах, он лег рядом с ней, почти накрыв ее своим телом, и снова завладел ее ртом. Он устроил ее поудобнее, и его опытные руки снова начали блуждать по ее телу, лишая воли к сопротивлению.
Но она и не думала сопротивляться, она вовсе не желала тратить на это силы и, хотя смутно сознавала его конечную цель, прекрасно знала, что ее тело отзывается на каждое его прикосновение, на каждую ласку. Его губы играли с ее губами, его длинные пальцы скользили по ее коже, заставляя ее дрожать и почти лишая сознания. Он гладил ее груди до тех пор, пока они не заболели, затем его руки скользнули вниз по талии и животу и замерли, когда добрались до треугольника мягких волос.