Обещание вечности
Шрифт:
— Забираю свою женщину, — рявкнул тот, длинные ноги быстро сокращали расстояние, пока он шагал к церкви.
Гости толпились перед храмом, болтая в предвкушении вечеринки в Хейден-Хилле после окончания репетиции свадебной церемонии. Когда Макс вышел из темноты, наступила мертвая тишина, и Клэр спрятала лицо, уткнувшись ему в спину.
— Вот я и говорю, — протянул его брат Клейтон, — разве завтра не будет достаточно времени на такие штучки?
— Нет, не будет, — прогремел Макс, даже не глядя вокруг. — Я возьму твою машину.
— Я уже понял, — ответил Клейтон, наблюдая, как Макс открыл дверь «Мерседеса» и поместил невесту внутри.
Клэр наклонилась и обхватила лицо руками, настолько несчастная, что неловкая ситуация составляла лишь крошечную часть ее горя.
Роум Мэтьюз усмехнулся, вспомнив о том времени, когда унес свою женщину с вечеринки.
Стоя на лестнице, элегантная в белом с зеленоватым отливом льняном костюме и в жемчугах, леди Алисия наблюдала, как сын удаляется с предполагаемой невестой.
— Как вы думаете, — задумчиво проговорила она, — есть ли смысл ждать их? Нет, конечно, нет. Проведем вечеринку без них, — решила будущая свекровь.
Макс ехал довольно долго, его ярость потрескивала вокруг него, почти как видимое пламя. Клэр сидела молча, глаза жгло, она ломала голову, везет ли он ее в какое-то уединенное место или просто двигается бесцельно, но не посмела ничего спрашивать. Она получила ответ на вопрос, когда он въехал во внутренний дворик маленькой гостиницы.
— Зачем мы сюда приехали?
Она задохнулась, когда он вышел из автомобиля и наклонился, чтобы вытащить ее наружу. Потом грубо надвинул ей жемчужное кольцо назад на палец.
Макс ничего не ответил, просто потащил ее в отель. Тот был маленьким и уютным, выглядя как те гостиницы, которые столетьями выстраивались вдоль дорог Англии. На первом этаже размещался паб, наверху — комнаты для гостей. Макс подписал регистрационную форму, заплатил владельцу и поволок Клэр за собой по узким лестничным маршам; владелец наблюдал за ними с легким любопытством. Остановившись перед номером, Макс отпер замок, втянул Клэр внутрь, затем повернулся, чтобы снова запереть дверь.
— А вот теперь, — произнес он, голос звенел от бешенства, — давай поговорим об этом. Для начала: единственные стандарты и ожидания, которыми ты измеряешь себя, — твои собственные. Никто — кроме тебя — не ожидает и не хочет, чтобы ты была кем-то другим, а не самой собой. Я не хочу, чтобы ты была совершенством; это станет чертовым адом для меня — пытаться соответствовать какому-то ангелу, потому что я сам не совершенен. Я не хочу фарфоровую куклу, которая никогда не совершает ошибок, я хочу тебя. Что касается этой чуши об аристократической жене, которую я заслуживаю…
Он прервался, с гневом сжав кулаки. Клэр обнаружила, что отступила вглубь комнаты, ее глаза стали огромными, пока она глазела на него. Она не могла поверить ярости, которая пылала в нем; его глаза горели, как лазеры, сжигая ее.
Макс резкими движениями начал расстегивать рубашку.
— Я мужчина, а не титул, и в любом случае этот чертов проклятый титул мне не принадлежит. Мой брат граф, и он, слава Богу, здоров и имеет двух сыновей, которые и унаследуют звание, прежде чем оно перейдет ко мне. Мне не нужен титул. У меня теперь американское гражданство; у меня есть работа с чертовски большой ответственностью, которая настолько увлекает меня, как никогда и никакое графство не будет интересовать, и у меня есть семейство, которое я люблю. У меня также есть женщина, которую я люблю, и, будь я проклят, пусть все провалится к чертовой матери, в ад и преисподнюю, если я позволю тебе уйти от меня сейчас.
Он снял рубашку и отбросил ее, потом расстегнул пояс и молнию на брюках.
— Ты не хочешь выходить за меня замуж? Отлично, — он выплевывал слова, раздеваясь донага.
Клэр уставилась на него, во рту пересохло.
— Тогда мы просто будем жить вместе, и даже не мечтай, что мы не будем жить вместе, и плевать — женаты мы или нет. Ты единственная женщина в моей жизни, которая может довести меня до такого бешенства, что я совершенно теряю контроль над собой, и ты единственная женщина в моей жизни, которую я люблю так сильно, что у меня все болит. Я почти разрушил наши отношения в самом начале, потому что был не совсем честен с тобой, и ты перестала доверять мне. Ты ведь так и не начала доверять мне снова, правда? Будь оно все проклято, это чертовски плохо для тебя, потому что я не позволю тебе уйти. Это ясно?
Клэр сглотнула, глядя на него. Он был настолько красив, что это причиняло ей боль.
— Ты представляешь, сколько раз ты только что произнес «черт» и «проклятье»? — прошептала она.
— Будь оно все проклято, какого черта я должен считать? — рявкнул Макс, пересек комнату, схватил ее и бросил на кровать.
Она подпрыгнула и подхватила отлетевшее покрывало.
— Ты никогда раньше не говорил, что любишь меня.
Ее голос звучал странно, слишком высоко и напряженно.
Он впился в нее взглядом, потом нагнулся и рванул застежку-молнию на платье.
— Это непростительный грех? Ты тоже никогда не говорила, что любишь меня, пока случайно не проговорилась, и тут же заявила, что не можешь выйти за меня замуж. Ты вообще представляешь, что делаешь со мной?! Я неделями добивался того, чтобы снова заставить тебя доверять мне, гадая, сможешь ли ты когда-нибудь полюбить меня, а ты бросаешь мне в лицо такие заявления!
Он стянул с нее платье, и Клэр положила руки ему на грудь, ее сердце билось настолько сильно, что она едва могла соображать.
— Макс, подожди. Зачем мы здесь?
— Это очевидно, разве не так? Я получу свою брачную ночь, даже если ты вознамерилась не выходить за меня замуж. Я люблю тебя и повторяю еще раз: я не позволю тебе уйти.
— Что о нас подумают?
— Плевать. — Он остановился, глядя на нее горящими глазами. — Я люблю тебя. Ты для меня важней, чем кто-либо еще на этой земле, и я прошел бы по горящим углям, чтобы заполучить тебя.
Он сумел полностью раздеть ее, пристальный взгляд блуждал по ее тонкому телу. Раньше он был груб, но теперь его прикосновения стали настолько нежными, что походили на шепот ветра, когда он раздвинул ноги и проник в нее. Клэр приняла его в себя, от удовольствия выгнув тело, цепляясь за него руками. Она любила его так, что подумала, что может взорваться, и обожание светилось в ее глазах, когда он оперся на локти и навис над ней.