Обещание
Шрифт:
— Протестую! — тут же воскликнул Джордан, подходя к судье. — Что это, скажите на милость, такое? — поинтересовался он у Барри. — И какое это имеет отношение к нашему делу?
— Бросьте, Джордан. Это же Магритт. Я знаю, что вы полный профан в живописи, но даже вы в состоянии понять, куда я клоню.
Джордан повернулся к судье.
— Если бы я знал, что она приволочет сюда этого Магритта, я бы больше узнал о живописи.
— Да бросьте! Мне это только вчера вечером пришло в голову. Предоставьте мне немного свободы
— Если обвинение поставит это на трибуну, — заявил Джордан, — я тоже потребую развязать мне руки. Мне нужно время, чтобы узнать больше о Магритте.
Барри ласково улыбнулась.
— При том, как вы разбираетесь в искусстве, вашему подзащитному стукнет семьдесят, пока вы будете изучать живопись.
— Мне необходимо время, чтобы ознакомиться с творчеством Магритта, — повторил Джордан. — Может быть, он лечился у этого чертова Фрейда.
— Я разрешаю, — сказал Пакетт.
— Что? — хором спросили Барри и Джордан.
— Я разрешаю приобщить эту улику, — повторил судья. — Джордан, защита сама вызвала специалиста по живописи. Пусть Барри отточит на нем свои зубки.
Джордан вернулся на место, а Барри показала репродукцию Магритта свидетелю.
— Вы узнаете картину?
— Разумеется, это Магритт.
— Магритт?
— Бельгийский художник, — объяснила Сандра. — Он написал несколько вариантов именно этой работы.
Она указала на изображение силуэта мужчины, чей классический котелок был наполнен тучами.
— Вы не находите общее между этой репродукцией и картиной, которую вас просил прокомментировать мистер Макфи?
— Нахожу, разумеется. Здесь тоже изображены тучи, хотя у Магритта не такие грозовые, и заполняют они не только глаза, но и всю голову. — Сандра улыбнулась. — Вам, похоже, нравится Магритт.
— Кое-кому определенно нравится, — пробормотал Джордан.
— Магритт обращался к психотерапевту? — спросила Барри.
— Не знаю.
— Он обратился к нему, когда написал вот эту картину?
— Понятия не имею.
— Он находился в депрессии, когда это писал?
— Не могу сказать.
Барри озадаченно повернулась к присяжным.
— Значит, по-вашему выходит, что арт-терапия — не решающий аргумент. Вы не можете, глядя на картину, без всякого сомнения сказать, что человек, правдоподобно изобразивший язык, подвергался сексуальному насилию. Или человек, нарисовавший вместо глаз тучи, склонен к самоубийству. Не так ли, мисс Вернон?
— Нет, — признала терапевт.
— У меня еще один вопрос, — продолжала Барри. — В арт-терапии вы даете задания детям или подросткам, верно?
— Да. Мы просим нарисовать дом, человека или какую-то сцену.
— Большинство исследований, проводимых в рамках арт-терапии, основаны на поставленных заданиях?
— Да.
— Почему вы должны давать задания?
— Отчасти арт-терапия, — пояснила Сандра Вернон, — заключается в том, чтобы
— Не могли бы вы привести нам пример?
— Разумеется. Например, если девочка, которую попросили нарисовать семью, не решается нарисовать отца или намеренно избегает рисовать его ниже пояса, то это явно указывает на то, что она подвергается сексуальному насилию.
— Мисс Вернон, вы видели, как Эмили Голд рисовала картину с черепом?
— Нет.
— Вы давали ей задание нарисовать автопортрет?
— Нет.
— Значит, тот факт, что вы впервые увидели эту картину здесь, в суде, может изменить степень вашей уверенности относительно выводов по этой картине.
— Вынуждена признать вашу правоту.
— Существует вероятность того, что Эмили Голд не была склонна к самоубийству, когда рисовала эту картину, что она не подвергалась сексуальному насилию, а просто… возможно, как у мистера Магритта, у нее был… просто плохой день?
— Существует, — согласилась Сандра. — Но эта картина, держу пари, создавалась в течение нескольких месяцев. Слишком много плохих дней подряд, не находите?
Барри поджала губы от неожиданной словесной пощечины.
— Свидетель ваш.
— Я перефразирую, — заявил Джордан, вставая и направляясь к арт-терапевту. — Вы сказали мисс Делани, что не можете с уверенностью заявить, что любой из этих тревожных знаков на картине Эмили доказывает, что совершалось сексуальное насилие или присутствовали мысли о самоубийстве. Что она могла пробовать себя в другом стиле, чтобы поступить в Сорбонну. Но, на ваш профессиональный взгляд, какова вероятность подобного?
— Ничтожно мала. В этой картине слишком много странного. Если бы всего одна-две детали, — объяснила Сандра, — как, например, мягкие часы или яблоко посреди лица, я бы сказала, что она пробует себя в сюрреализме. Но существует способ по-другому выразить свой творческий диапазон, не выплескивая на полотно горстями детали, от которых у арт-терапевта волосы шевелятся на затылке.
Джордан кивнул, подошел к столу с доказательствами и осторожно, кончиками пальцев взял репродукцию Магритта.
— Сейчас мне кажется, что безусловно в этом судебном заседании доказано одно — моя полная несостоятельность в вопросах искусства. — Сандра Вернон ответила ему улыбкой. — Тут вы явно застали меня врасплох. Но поверю вам на слово… и на слово мисс Делани… что это Магритт.
— Да. Великий художник.
Джордан почесал затылок.
— Не знаю, не знаю. Я бы в своем доме это не повесил. — Он повернулся к присяжным, чтобы они рассмотрели повнимательнее. — Но даже я знаю, что Ван Гог отрезал себе ухо, а лица Пикассо несимметричны, а художники вообще часто очень ранимые люди. Вам известно, посещал ли мистер Магритт психолога?