Обещай мне
Шрифт:
«Лиллибриджский приходский пансион для девочек».
Само здание, каменный бастион в четыре этажа с подвалом, нисколько не изменилось. Правда, теперь решетки были выкрашены не в черный цвет, а в белый и, должно быть, при ярком солнечном свете смотрелись не слишком грозно. А купол над мансардой стал небесно-голубым.
Она вспомнила тот день, когда Эразм Кроутер привез ее сюда. Они стояли в просторном и совершенно пустом холле, и им навстречу вышли обе старшие воспитательницы.
– Значит, это и есть та девочка, о которой вы пи-сали,
Маленькая и подвижная, с блестящими черными глазами, она напомнила Филиппе деловитого воробья.
– Сколько же тебе лет, дорогая? – обратила она к девочке.
– Ей только что исполнилось шесть, – ответил за нее дядя Эразм.
Филиппа молча смотрела на воспитательницу, потом перевела взгляд на ее спутницу. Они казались ей похожими, как две капли воды, хотя одна была низенькой и пухлой, а другая – высокой и худощавой. Общим было только бесконечно доброе выражение лица. Сердце Филиппы сразу устремилось к обеим женщинам.
– Ты не хочешь разговаривать с нами, да, Филиппа? – спросила мисс Беатриса без упрека, очень ласково.
Девочка молчала. Ей очень хотелось порадовать обеих, но она тщетно искала слова, они ускользали.
– Вы не поверите, когда-то девчонка болтала не переставая, словно заведенная, – проворчал дядя Эразм низким грубым голосом, – но с той самой ночи, как случился пожар, она и словечка не проронила. Три недели молчит, как будто вовсе лишилась языка. Я ее показывал доктору, и тот не смог ничего сказать. Он назвал это «шоком» и предупредил, что она может вообще не заговорить. Но это, конечно, не окончательный приговор, есть шанс, что девчонка придет в себя.
– Боже мой! – воскликнула мисс Беатриса с неподдельным состраданием. – Значит, девочка может остаться немой?
Сестры переглянулись, и на их лицах появилось выражение настороженного раздумья.
– Ну… это неизвестно никому, кроме Бога… но шанс все-таки есть, – поспешно заверил Эразм, явно обеспокоенный тем, что свалить с плеч обузу не удастся. – Почему бы вам не подержать ее у себя месяц-другой? Вдруг что получится?
– Мистер Кроутер, обычно мы не принимаем детей такого возраста, – сказала мисс Бланш. – – В наш пансион принимаются только девочки, достигшие десяти лет.
– И кроме того, она не говорит… – добавила мисс Бланш, – так что я просто не знаю… возможно, девочке лучше остаться дома.
– Ее дом обратился в пепел и угли, – напомнил дядя Эразм, хмурясь.
Глаза Филиппы наполнились слезами. Она не любила дядю Эразма. Он был слишком большой и шумный и никогда ничем не был доволен. Он кричал на нее без всякой причины, а как-то раз, только чтобы заставить ее ответить, вдруг начал трясти так, что у нее помутилось в голове. Две слезинки скатились по щекам Филиппы.
Мисс Бланш заметила полные слез глаза девочки, и выражение ее лица смягчилось.
– Подойди ко мне, дитя мое. Филиппа сделала
– Если мы позволим тебе остаться, ты ведь будешь вести себя как благовоспитанная девочка?
– Пусть только попробует вести себя по-другому! – пригрозил дядя Эразм.
Больше всего на свете Филиппа желала укрыться в этой безопасной гавани, под крылом женщин, казалось, излучавших доброту. Но она так и не сумела разжать стиснутых губ. Она просто забыла все слова, помнила только, что совсем недавно случилось что-то страшное, темное и безобразное, чернильным пятном расплескавшееся по ее жизни. Но нужно было сделать хоть что-нибудь, и она коснулась руки мисс Бланш.
– Не правда ли, она тупа на вид, но трогательна? – прорычал дядя Эразм с плохо скрытым отвращением. – Могу заверить, никаких неприятностей от нее не будет. Если она окажется не способной к учению, пристройте ее на кухню, пусть помогает хотя бы чистить овощи. Она выглядит хрупкой, но на самом деле крепкая девчонка.
– Пожалуй, пусть остается, – холодно сказала мисс Бланш. – Когда она заговорит, мы внесем ее в список учениц.
С этими словами она взяла Филиппу за руку и мягко притянула к себе. Добросердечная женщина была вне себя от негодования.
– Помаши дяде на прощание, – предложила мисс Беатриса.
Филиппа повернулась, но только молча смотрела на дядю.
– Хочу кое о чем предупредить, – неохотно добавил Эразм уже в дверях. – Девчонка смертельно боится огня. Лучше будет, если вы не позволите ей приближаться даже к горящей свечке, иначе у нее начнется истерика.
– Это так понятно, не правда ли, мистер Кроутер? – резко заметила мисс Бланш.
– Филли! Филли, дорогая!
– Двери пансиона распахнулись, и мисс Бланш буквально втащила ее в холл. Появилась мисс Беатриса.
– Ненаглядная моя девочка! – повторяла она со слезами на глазах. – Только посмотрите, какой она стала!
Филиппа обняла своих воспитательниц. Она просто обожала их. Мисс Бланш и мисс Беатриса посвятили всю свою жизнь ученицам, и те платили им любовью.
– Как чудесно снова видеть вас!
– Почему же ты не привезла с собой сына? – разочарованно спросила Беатриса. – Ты так много писала о нем, что мы не чаяли поскорее его увидеть.
Не имея собственных детей, мисс Бланш и мисс Беатриса относились к Кристоферу, как к единственно возможному внуку.
– Сегодня не получилось, но в следующий раз мы приедем вдвоем.
Филиппа огляделась. Все здесь оставалось по-прежнему. Дверь направо вела в парадную гостиную, где сначала она сама училась музыке и пению, а потом учила этому воспитанниц. Дверь налево – в столовую. В подвальном этаже располагались кухня и комнаты для немногочисленной прислуги, на второй этаж, к классным комнатам, вела лестница. Третий этаж занимали общие спальни, а четвертый – крохотные комнатки для старших девочек.
Сверху донесся смех: воспитанницы спускались на обед.