Обет
Шрифт:
простые коричневые одежды и держались особняком, редко общаясь с кем-либо. Каково это – дать обет никогда не жениться и посвятить всю свою
жизнь служению Богу? Я не могла понять людей, выбравших такую жизнь.
Но во времена кризиса, как и во время нынешней вспышки чумы, монахи не
отказывали никому в помощи. Я была уверена, что мои родители не знают о
больных и умирающих, убегающих за городские стены в монастырь, иначе
они отослали бы меня подальше,
поместье наших владений, где я была бы еще более изолированной.
Словно прочитав мои мысли, Труди уперла кулаки в широкие бедра, прищурившись.
– Если вы не прекратите тайком пробираться в монастырь и навещать
больных, то заставите меня попросить графа переселить вас. И поверьте мне, девочка, там этот монастырь покажется раем.
– Вы не посмеете ничего сказать отцу. – Я распахнула дверь настежь.
– Посмотрим.
Перекинув косу через плечо, я вышла, одарив ее улыбкой.
– Посмотрим.
Моя дорогая няня фыркнула и покачала головой, моя улыбка
расползлась. Я любила Труди почти так же сильно, как своих родителей. На
самом деле, мне было комфортнее находиться именно с Труди, которая была
свидетелем всех моих детских шалостей, и я не смогла не подразнить ее, как
сейчас. Я вышла во двор и приблизилась к одному из скипов.
– Посмотрим.
Труди кудахтала, как наседка, выскочив вслед за мной.
Я развернулась и убежала.
– Земля, реки и небо, – пробормотала она.
Промчавшись по открытому двору мимо дома аббата, я свернула к
боковым воротам, которые обнаружила еще в начале недели. Я заглушила в
себе чувство вины. Еще один визит в лазарет никому не повредит. По
крайней мере, до сих пор не вредил. Я хотела сделать что-то полезное, помочь. Мои родители целыми днями ухаживали за больными, и я хотела
последовать их примеру. Как они могут винить меня за это?
Я скользила пальцами по каменной стене, от времени ставшей серой и
местами заросшей кустами ежевики. Ворота находились за ними.
– Леди Розмари? – Послышался голос со стороны дома аббата.
Я замерла. Тысячи мыслей пронеслись в моей голове. Может сделать
вид, будто ничего не слышала? Или проскользнуть в ворота, не ответив?
Честность выиграла битву. Я медленно повернулась и увидела
высокого аббата, который приветствовал меня в тот день, когда я прибыла в
монастырь. Лицо аббата Фрэнсиса Майкла осунулось, плечи и локти
заострились. Но, как и прежде, меня поразило сострадание в его глазах.
– Ваша светлость, – сказал он. – Могу я быть вам полезен?
– Святой отец, – ответила я. – Я шла помогать больным.
Он перевел взгляд туда, где были спрятаны боковые ворота, и
улыбнулся.
– Вижу, вы нашли мой вход в монастырь.
Первой мыслью было все отрицать из-за страха, что не смогу
использовать их в следующий раз. Но, судя по хмурому взгляду Труди, догнавшей меня, я поняла, что в любом случае не смогу больше пользоваться
воротами.
– Извините за беспокойство, святой отец, – сказала Труди, кланяясь.
Хотя я успела убежать недалеко, Труди тяжело дышала и вытерла
капли пота, выступившие на лбу.
– Вы не беспокоите меня, – сказал он.
Дверь его дома была открыта. Почему он не помогает больным в
лазарете вместе с другими монахами?
– Я отведу Розмари в пансион. – Труди стала нащупывать мою руку.
Я отошла в сторону, чтобы она не смогла дотянуться до меня.
– Отец настоятель, позвольте мне помочь монахам. Лазарет переполнен
больными. – Если я не смогла убедить Труди, то возможно смогу убедить
аббата.
Аббат склонил голову набок и посмотрел на меня. Серьезность
выражения его лица дала мне надежду на то, что, может быть, он сочтет меня
достаточно взрослой.
– Святой отец, – снова заговорила Труди. – Родители миледи
отправили ее в монастырь, чтобы уберечь от чумы. Они и так не обрадуются, узнав, что болезнь добралась и сюда. Но будут еще более недовольны, если
леди Розмари сама будет ухаживать за больными.
– Вы принимаете меры предосторожности? – спросил аббат Труди, его
тонкие брови сошлись вместе, образуя галочку над встревоженными глазами.
– Да, – опередила я Труди. – Моя няня заставляет меня умываться
уксусом, есть лук и чеснок, спать на животе и повсюду таскать цветы и
душистые травы.
– Хорошо. – Руки аббата были засунуты в широкие рукава, как принято
у монахов. – Тогда пока вы в безопасности.
Трепет надежды вспыхнул в моей груди.
– Значит, вы позволите мне помочь?
Он заколебался и снова склонил голову набок. Голая макушка засияла
бликами отраженных солнечных лучей.
– Женщинам и детям запрещено входить в монастырь.
Мои плечи поникли, и я вздохнула.
– Но при данных обстоятельствах, – продолжил он, – я сделаю
исключение. Я не смогу отвернуться от больного из-за того что она женщина.
По этой же причине, я не смогу отказаться от помощи женщины.
Его слова затмили все мое разочарование последних дней.
– О, благодарю вас, святой отец.