Обезьяний_Процесс.ru: Эволюция мастдай!
Шрифт:
Умный питерский писатель Лазарчук на днях меланхолично заметил в своём ЖЖ, что едва ль не все «цивилизованные» страны проходили в своё время через «Обезьяньи процессы»: «Поздравляю всех со вступлением России в этот клуб избранных. Это, наверное, такой обряд инициации». Он прав: попытки отменить, судебным порядком, эволюцию и, в особенности, лично обижающий многих факт собственного происхождения от обезьяны – где только ни предпринимались. Патриота скорей уж должно огорчать то, что Россия – опять в отстающих, и проходит «инициацию» после переболевших уже этой корью Турции и Сербии.
…Для тех, кто совсем «не в теме». Недавно двое деятелей рекламного бизнеса подали (от имени дочери одного из них) судебный иск к Министерству образования с
Позицию поддержавшей иск Русской Православной Церкви мы тут, ясное дело, комментировать не станем – кто я такой?.. Тем более, что позиция СМИ (которые, ан масс, сообщают о «школьнице, бросившей вызов современной науке» в тоне вполне сочувственном, если не восторженном) куда более любопытна. Чувствуется, что идея объявить седобородого классика с портрета в учебнике чем-то «навроде Мавроди» вполне овладела массами (главнейшим из искусств для которых является телешоу), а истцы смотрятся в их (масс) глазах пресловутым мальчиком, прокричавшим наконец во всеуслышанье: «Король – голый!!!» Да что там массы – мне регулярно приходится отвечать на вопросы вполне вроде бы образованных людей: «Ну вот вы, как палеонтолог, ответьте честно – ведь Дарвин, говорят, давно устарел?..»
Так вот, отвечаю честно: да, Дарвин устарел (за полтора-то века!). В том же смысле, как устарел Коперник (с его круговыми, до-кеплеровскими, орбитами планет); или Аррениус (чью теорию электролитической диссоциации по-прежнему изучают в школе – хотя любой химик скажет вам, что её давно пора заменить протонной теорией кислот и оснований); или Бор (чья планетарная модель атома, конечно, полна всяческих недостатков – да только вот все прочие модели, к сожалению, ещё невнятнее).
Более того: Дарвин действительно допустил несколько ошибок. Он, например, сильно переоценил степень неполноты палеонтологической летописи (и потому счёл реальную редкость т. н. «переходных форм» лишь артефактом выборки), а т. н. «кошмар Дженкина» (простенький, вроде бы, вопрос: почему новообретённый полезный признак не «растворяется» в чреде последующих поколений?) так и преследовал его до конца жизни. Причём если вопрос о редкости «переходных форм» был убедительно разрешён лишь недавно, во второй половине 20-го века (в рамках модифицирующей классический дарвинизм теории «прерывистого равновесия» Элдриджа и Гоулда), то исчерпывающее решение парадокса, сформулированного Дженкином, Дарвин держал в руках в самом буквальном смысле слова. Решение это, заключающееся в дискретности наследственного кода, было чёрным по белому прописано в книге основоположника генетики Менделя, которую Дарвин достоверно читал – но совершенно не оценил… Ну, бывает: Эйнштейн, вон, тоже – квантовую механику категорически не принял…
Собственно, именно объединение в самом начале 20-го века этих двух идей (Дарвина – о естественном отборе как движущей силе эволюции, и Менделя – о дискретном характере наследственности), необходимое и достаточное для разрешения Дженкинова парадокса, и привело в конечном счёте к возникновению современной «синтетической теории эволюции» (СТЭ)… К сожалению, учебные курсы по изучению СТЭ традиционно строятся так, что от школьников и студентов совершенно ускользает как бы не важнейшая из идей Дарвина – идея, опередившая своё время почти на столетие.
Дарвин вырос в Англии – стране, где селекция превратилась из основанного на интуиции ремесла в отработанную, воспроизводимую технологию. С результатами работы селекционеров (в том числе и с промежуточными – фиксируемыми с незапамятных времён в лабораторных журналах, именуемых «племенными книгами») мог ознакомиться любой желающий. Как можно дикого кабана превратить в йоркширскую свинью, а волка в борзую или в бульдога – всё это было для любого грамотного англичанина прошито в материнской плате, как BIOS.
Попав на вулканические Галапагосские острова, явно заселённые животными и растениями с Южноамериканского материка, и обнаружив там множество резко отличных друг от друга видов птичек-вьюрков, «заточенных» под исполнение самых неожиданных экологических ролей («иммигрантам», как водится, пришлось осваивать на чужбине совсем не те работы, к которым они привыкли дома), Дарвин вполне резонно предположил, что все те вьюрки – ни что иное, как «породы скота», выведенные неведомым селекционером. Методы, какими работал тот селекционер, были вполне понятны (отбор и выбраковка), но вот – кто он сам, какова его природа? Один кандидат на эту должность, разумеется, наличествовал «по умолчанию», однако тревожить Господа Бога по таким пустякам Дарвину (как и любому уважающему себя естествоиспытателю) не хотелось…
Механизм самосовершенствования системы, предложенный Дарвином, был гениально прост, и может быть сформулирован в одной фразе: «Случайный выбор с запоминанием и воспроизведением его результатов»; ключевое слово тут – «случайный». И пройдёт ещё сто лет, пока биохимик Генри Кастлер, первым приложивший методы теории информации к изучению самовоспроизводящихся нуклеотидных систем, строго докажет: да, иных способов создания новой информации кибернетика пока не знает. Нечего удивляться, что нобелевский лауреат физхимик Манфред Эйген заметил по этому поводу: «Дарвин был прежде всего – великим физиком»; ещё бы – ведь речь-то идёт фактически об одном из основоположников кибернетики!
Обратите внимание: для нобелевского лауреата по физике Дарвин – «великий физик», а вот для алчущего славы рекламщика книги Дарвина – «это просто детский сад», а сам покоящийся в Вестминстерском аббатстве классик – нечто в одну цену с Мавроди. Как говорится – «Почувствуйте разницу!» (с)
«Клерикалы всех стран» в своих попытках поставить в общественном сознании (и в школьной программе) дарвинизм на одну доску с т. н. «научным креационизмом» (а потом и вовсе заменить на последний – что, в общем-то, ими не особо и скрывается) регулярно прибегают к такому жульническому приёму: приводят длинный список учёных, «отвергающих дарвинизм» – из чего, как внушают читателю, следует, будто все те учёные придерживаются альтернативных (т. е. креационистских!) воззрений. Так вот – шарика тут, как водится, нету ни под одним из предлагаемых на выбор напёрстков.
И в самом деле, существует целый ряд вполне научных теорий эволюции, и модифицированный дарвинизм (СТЭ) в том ряду – лишь «первый среди равных». Одни из тех теорий вполне органично вписываются в дарвинистскую парадигму (эпигенез Шмальгаузена и Уоддингтона, «прерывистое равновесие» Элдриджа и Гоулда), другие представляют собой концептуальную альтернативу (номогенез Берга и развивающие его воззрения Любищева), третьи – маргинальную экзотику (различные варианты «скачкообразной эволюции», сальтационизма), четвёртые акцентируют внимание на роли вовсе неизвестных доселе факторов (вроде горизонтального переноса генов вирусами). Особо следует отметить эволюционные теории, впрямую вводящие идею Творца (например, палеонтолог-иезуит Тейяр де Шарден считал запрограммированной целью эволюции появление существа, способного к познанию Бога).