Обезьяний рефлекс
Шрифт:
Открытием для Колокольникова стала другая картина. За одним из столиков сидела жена хозяина, Василиса, с какой-то яркой красоткой. Все их внимание было приковано к оркестру.
Квартет исполнял блюзовые композиции и довольно неплохо. Музыканты старались. Саксофониста Сергей узнал сразу. Его физиономия красовалась рядом с Ольгой на десятках фотографий. Лицо парня заливал пот. Похоже, работа была слишком тяжелой.
Молодежь кривлялась в центре зала, изображая пародии на танец. Дым, духота, толчея и цветные блики, бегающие по залу. Уютом здесь не пахло.
Кто-то передал записку саксофонисту. Он пробежал глазами
Колокольников не видел детектива и не знал о его присутствии. Зато Панарин о Колокольникове уже все знал. Только не мог понять, что он здесь делает. Жена Некрасова хорошо знала шофера мужа, и вряд ли он поставил парня дублировать опытного сыщика. Значит, у парня должны быть свои интересы. Какие?
Девушку в темных очках у стойки он нигде, никогда не видел и не обращал на нее внимания. Шофер вел себя тихо, как мышка, не уделяя особого внимания ни одному объекту, и цель его появления в ресторане Панарину оставалась непонятной.
К сыщику подошел крепкий парень среднего роста в деловом костюме со знакомым штампом на лбу.
— Выйдем на свежий воздух, Афанасий Иваныч.
За плечом появилась еще одна фигура того же пошиба. Сопротивляться не имело смысла. Он все понял.
Они вышли из ресторана, и парень указал на стоящий у тротуара черный БМВ.
Панарин спустился вниз по ступенькам, подошел к машине и устроился на заднем сиденье. Он знал, куда надо садиться. Рядом сидел Любезнов. Шофера на месте не было.
— Здравствуй, майор.
— Здравия желаю, товарищ полковник.
— На кого работаешь?
— На мужа.
— Лицензия есть?
— Подписана генералом Черногоровым. Я правил игры не нарушаю. Наружку вы запретить мне не можете. Оружие не ношу, подбрасывать бессмысленно. Имею свое с официальным разрешением.
— Не смеши людей, Панарин. Надо будет, пришьем, что хочешь. Сматывай удочки и ищи себе другую приманку.
— Как мне расценивать ваше заявление? Вы официальное лицо и записались в охранники к олигарше? Прикрываете ее, используете сотрудников. Превышение власти. А если у нее ручки грязные?
— Для грязных ручек есть мыло в виде армии адвокатов. Хочешь остаться с лицензией, не болтайся под ногами. Я тебя предупреждаю только потому, что ты был неплохим сыскарем. Во второй раз предупреждать не буду.
— Хорошо. Я составлю отчет Некрасову, где объясню причины отказа от работы и предупрежу его о том, что такое случится с каждым, кого он наймет вместо меня. Пусть сам решает, как ему быть.
Панарин взялся за дверную ручку, но тяжелая рука полковника легла ему на колено.
— Отчитываться будешь передо мной, а я профильтрую твои наблюдения в соответствии с общими интересами.
— Такой расклад меня устраивает.
— Только не наглей. Примитивно работаешь.
— Любая женщина в положении Василисы Андреевны должна понимать, что ее муж заботится о ней. Иногда слишком навязчиво. Зачем же в прятки играть, когда все всё знают. Они так живут, и им так спокойнее. Избавляют себя от лишних вопросов, подозрений и при любом раскладе делают вид, что все в порядке. Они нужны друг другу. Как только решат разбежаться, мы им будем не нужны. Зачем же нам ссориться? Мы тоже можем не замечать недостатков друг друга.
— Ступай. Вопрос улажен.
Афанасий вышел из машины, но в ресторан возвращаться не стал. Ничего интересного больше не произойдет.
Того же мнения был и Колокольников. Он устал и поехал домой отсыпаться.
На яркой машине очень трудно оставаться незамеченным. Колокольников оставил «Бентли» на подземной стоянке гипермаркета «Ашан», поднялся на лифте в магазин и смешался с толпой покупателей. Он покрутился по галереям и, ничего не купив, вышел через зеленый коридор на улицу и скрылся в подземном переходе. Далее метро, две пересадки и неприметное кафе в полуподвальном помещении. Адвокат и Рита его уже ждали.
— Опаздываете, Сергей Сергеич, — с мягкой улыбочкой произнес Миркин, указывая на свободный стул.
Колокольников осмотрелся по сторонам и присел.
— На Некрасова работает опытный сыщик. За мной могут вести наблюдение. Лучше подстраховаться и пропетлять по городу лишних полчаса.
— Зачем ему следить за вами? Вы на него работаете. Он вам доверяет.
— Доверяй, но проверяй. Мне поручено деликатное задание. Я много знаю. Ему не безынтересно, где и с кем я вступаю в контакт. Тем более что я видел одно и то же лицо дважды. У меня фотографическая память. Я не ошибаюсь и не верю в случайности.
— Вы уже однажды ошиблись, — вмешалась Рита. — Мне повезло, что я осталась жива.
— Не ждал подвоха. Сказывалось перенапряжение.
— Ладно, забудем. Меня интересует совсем другой вопрос.
Девушка вела себя строго и на легкомысленную шлюшку вовсе не походила.
— Мне непонятно, почему вы выступаете на нашей стороне. Убили мою подругу. Миркина унизили и вышвырнули за дверь, не оплатив его услуг. А что плохого сделал Некрасов вам? Вы работаете на него четыре года, получили в подарок квартиру, и он доверяет вам деликатные поручения. Почему мы должны вам доверять?
— Я свидетель. Некрасов сделал одну глупость, следом вторую и потом третью. Он убил. Рассказал об этом мне и дал признательные письменные показания. Только после этого я согласился подчищать за ним мусор. Пока в моих руках его показания, я ничего не боюсь. Оно попадет куда надо, если со мной что-то случится. Сегодняшний расклад сложился против меня. И с каждым днем бумага Некрасова теряет свою весомость. Сейчас уже невозможно установить, кто убил Ольгу. Все улики уничтожены. Причастность Ольги к квартире, где совершено убийство, недоказуема. Соседи — не свидетели. Мало ли к кому она ходила. Труп украден. Где он, никто не знает. Если его обнаружат на загородной свалке, то попросту не установят личность. Ее никто не ищет. Опознать некому. А если и опознают, то причастность конкретного лица к ее гибели недоказуема. Ольгу окружали люди с сомнительной репутацией. Извините, я не имею в виду вас. Могут заподозрить кого угодно, но только не солидного бизнесмена с высокой репутацией и крепкими связями. Как только Некрасов поймет, что его признание потеряло свою силу, он меня уберет. Одно дело бумажка, написанная в шутку, другое дело — свидетель вместе с бумажкой. В ближайшее время я ему еще буду нужен, но не далек тот час, когда он расценит меня как соринку в глазу и даст отмашку на мое уничтожение. Пора принимать меры и подумать о безопасности.