Обида предков
Шрифт:
Старуха, к счастью, была совсем слаба, поэтому веселье ее оказалось непродолжительным. Она быстро выдохлась и рухнула, разметав юбки по высокой траве. Правда, она продолжала радостно бормотать, поигрывая безумными глазами и пощелкивая пальцами…
Когда Конан вернулся в опустевшую избу Аниты, он застал там двух женщин, сосредоточенно скребущих пол и охотящихся за пылью на полках и шкафчиках. Поистине страсть к чистоте и порядку, свойственная немедийцам вообще, в этой гибнущей деревушке возросла до чрезмерных размеров…
При виде киммерийца они побросали ведра и тряпки и, не докончив свой труд, суетливо и поспешно исчезли. По-видимому, он внушал немалый страх бедным селянам. Он усмехнулся с горечью при мысли, что стал для них чудовищем номер два — после наньяки…
Конан устало опустился на лежанку и прикрыл глаза. Но сон не шел к нему, несмотря на бессонную ночь и душевную измотанность. Снова и снова возвращался он мыслями к мучившему его вопросу: каким способом можно справиться с ненасытной призрачной тварью, и если не уничтожить ее окончательно, то хотя бы навсегда отучить наведываться сюда?.. О том, чтобы продолжать путь на север, в Нумалию, богатую, благополучную, думать сейчас он не мог. Даже вопроса такого перед ним не стояло. Он двинется дальше, но только тогда, когда расплатится с наньякой за все.
Почему-то перед мысленным его взором то и дело вставала пляшущая над свежей могилой старуха. Он стал вспоминать все, что мельком рассказывала о своей бабушке Анита. Кажется, она жила в семье брата ее матери…
Однажды ночью к ним наведалась наньяка, и все погибли. Но отчего уцелела старуха? Ведь Анита говорила, и не один раз, что наньяка забирает всех, кто есть в доме, от стариков до грудных младенцев. Ее задача — скопить как можно быстрее, как можно больше человеческих душ… Жаль, что этот вопрос сразу не пришел ему в голову. Тогда бы он задал его девушке и, возможно, что-нибудь бы прояснилось.
Чем дольше размышлял киммериец, тем отчетливей убеждался, что в безумии старухи может оказаться что-то не совсем безумное, что-то ценное и важное именно для него, Конана. Наверное, имеет смысл познакомиться с родственницей Аниты, так много для нее значившей, поближе.
Остановив первого попавшегося на глаза мальчишку, Конан узнал у него, где живет одинокая бабушка Аниты, и, не мешкая, постучался в двери указанной ему избы. Старуха ничуть не удивилась его приходу. Она покивала ему, приглашая войти, все с той же бессмысленно-радостной улыбкой, что была у нее на кладбище.
В комнате царил полный хаос, контрастировавший с вылизанными жилищами остальных селян, как живых, так и переселившихся на погост. Казалось, старуха не то ищет что-то, суетливо перебирая с места на место вещи, не то собирается в дальний путь.
— Я ненадолго,— сказал Конан, останавливаясь в дверях.— Ведь ты бабушка Аниты, верно? Она говорила о тебе. Я хочу спросить тебя кое о чём. Задать два вопроса.
— Задавай, задавай, чужеземный красавчик! — откликнулась старуха.— Да только поскорее!.. Ты вовремя прибежал сюда. Еще бы немного, и уже не застал бы… И пришлось бы тебе задавать свои вопросы моему венику в углу.
Она кивнула на облезлый веник, а затем схватила его и принялась подметать пол, вздымая тучи лежалой пыли.
Киммериец чуть не раскашлялся.
— Погоди, старая! — воскликнул он.— Отложи свой веник и слушай! Вот мой первый вопрос. Это очень важно: Анита говорила, что к вам в дом приходила наньяка. Все погибли, ты же осталась жива. Почему так случилось?
Старуха бросила веник, но взамен его схватила пуховку из беличьих хвостов и принялась смахивать пыль с подоконников и подсвечников.
— Приходила наньяка?.. Не помню, не помню,— бормотала она, ни на миг не прекращая суетиться.— Наверное, меня не было… Наверное, я гуляла… А, может быть, я спала?.. Не помню, красавчик!
— И все-таки вспомни! — рявкнул Конан, начиная терять терпение. — Ты спряталась под кровать? Ты не смотрела ей в лицо?.. Ты творила особые заклинания? Что?! Почему, старая ведьма, здоровые и сильные мужчины гибли, как кролики, ты же осталась целехонька?! Может быть, тебя потрясти, чтобы освежить твою память?
Старуха отшвырнула пуховку и принялась быстро-быстро перематывать клубки цветной шерсти.
— Да что ж такое ты говоришь?.. Память моя свежа, как майская роза! Да как твой киммерийский язык повернулся на такое слово: потрясти!.. Дай-ка лучше я потрясу тебя, заезжий красавчик, тогда ты, может быть, что-нибудь и поймешь!..
Старуха неожиданно подскочила к нему, вцепилась костлявыми пальцами в плечи и принялась трясти изо всех своих слабых силенок. Ошеломленный Конан в первый момент потерял дар речи.
— Смотри, смотри на меня, красавчик! Смотри в глаза!.. Может быть, ты увидишь в них что-нибудь!.. Может быть, в твоей бычьей голове от тряски шевельнется что-нибудь, и ты поймешь!..
Конан хотел было движением плеч стряхнуть ее с себя, как назойливое насекомое, но что-то заставило его помедлить и послушно вглядеться в желтовато-прозрачные, как слюда, круглые глаза под трясущимися, коричневыми веками. Вполне безумные старческие зрачки… Но что-то в них было еще помимо безумия. Что-то шальное, что-то знакомое, но не поддающееся словам…
— Ладно! — Он сбросил морщинистые ладони со своих плеч, так что старуха, потеряв равновесие, едва не шлепнулась на пол.— Я понял. Наньяке не нужны души спятивших с ума. Но у меня есть еще второй вопрос! Может быть, хоть на него ты сумеешь ответить толком. Отчего ты плясала на кладбище? Разве Анита не была твоей внучкой? Разве она не любила тебя, не ухаживала за тобой?..
— Анита любила меня! А уж как я-то люблю ее, мою славную девочку, мою утреннюю синичку!..— Старуха снова засуетилась. На этот раз она стала зачем-то осматривать подол своего платья и хлопать себя по карманам.— Еще бы мне не плясать! Еще бы мне не радоваться! Ведь я теперь не одна буду, а с ней, с девочкой моей ласковой, с хлопотуньей моей ненаглядной!..