Обитель любви
Шрифт:
Спустя несколько дней после разговора с мадам Дин Бад был в своем кабинете. Солнце заглядывало в узкое стрельчатое окно, под его лучами ярко сиял серебряный, с хрусталем, шкафчик для бутылок. Бад разливал бренди. В кресле для посетителей сидел Мэйхью Коппард.
— Как продвигается дело? — поинтересовался Бад. Риторический вопрос! Он отлично знал, как оно продвигается.
— Если честно, мистер Ван Влит, то плохо. Очень плохо!
— Жаль мадам Дин.
Мэйхью Коппард поднес стакан бренди к лицу и с удовольствием потянул носом. Оба знали, что
— Стараюсь не обременять ее плохими новостями.
— Что, если вы выступите в суде с новыми уликами?
— Новых улик не существует.
Бад открыл жестяной ларец. Он вытащил пожелтевший конверт. Адрес, написанный чернилами, от времени порыжел.
— Взгляните, — предложил он.
— Мы и так уже зачитали немало писем.
— Таких писем вы не зачитывали.
Мэйхью Коппард, держа рюмку в правой руке, левой вытащил из конверта листок бумаги и проглядел его.
— Мистер Хантингтон называет полковника Дина «другом Тадеушем». Что это доказывает?
— Что они были так же близки, как воры-подельники. — Бад взял письмо. — Послушайте. Друг Тадеуш! Я переговорил с нашими людьми здесь, в Вашингтоне. Все рвутся помочь в нашем деле, кроме одного. Виктор Кларк — он откуда-то из ваших коровьих округов — похоже, не понимает ситуацию. Подумай, как подступиться к этому упрямцу. —Бад взял следующий конверт и распечатал его. — Это письмо датировано следующим годом, когда федеральные субсидии пытались получить сразу две железнодорожные компании: Техасская и Южно-Тихоокеанская. — Все калифорнийцы в конгрессе потрудились на совесть, за исключением этого Кларка. Похоже, он считает, что в Калифорнии нужны две железные дороги. Тупой, упрямый осел! Я хочу, чтобы с ним было покончено.
— Я был бы очень рад, — ровным голосом произнес Мэйхью Коппард, — если бы представление этих писем суду помогло выиграть наше дело.
— В этом ларце двести сорок одно письмо, — сказал Бад. — В основном в них советы, как подкупить или разорить тех или иных политиков. Или, напротив, поддержать их. Приведены цены. До последнего пенни! Если человека нельзя было купить, — а таких оказалось всего несколько человек, — выделялись деньги на его разорение.
— К сожалению, у меня иная задача: доказать, что полковник не был растратчиком.
— Эти письма очень важная улика.
— Верно, но не в моем деле.
— Вы прочтите их.
— Мистер Ван Влит, — проговорил Мэйхью Коппард, ставя стакан и поднимаясь. — Позвольте вам напомнить, что вы не мой клиент.
Бад тоже поднялся из-за стола.
— Я буду вынужден передать письма моим друзьям — репортерам.
— О?
— Это будет не очень красиво выглядеть.
— Только не надо мне напоминать, что ваша семья пользуется влиянием в Лос-Анджелесе. Я и так это знаю.
— Дело
Мэйхью Коппард оскорбленно напрягся, на красных щеках заиграли желваки.
— Мадам Дин — моя единственная клиентка!
— А все решат, что это не так!
Они смотрели друг на друга через стол. Мэйхью Коппард первым отвел глаза.
— Вы будете лгать?
— Этого не потребуется, — ответил Бад. — Если я передам письма прессе, люди и сами сделают выводы, почему вы умолчали о них на процессе.
Вдалеке послышался звон колоколов на церкви, стоявшей на Плаза. Мэйхью Коппард вновь опустился на стул. Вздохнув, он сделал еще один глоток бренди.
— А вы не такой, каким я вас себе представлял.
— Обычный лос-анджелесский деревенщина, — с улыбкой ответил Бад. — Если честно, эти письма сначала тоже не показались мне важными. Но потом Амелия заставила меня прочитать их. Она оказалась права. Все вместе производит просто убийственный эффект.
При этих словах Мэйхью Коппард снова усмехнулся. «Кто он такой и что ему надо? Смазливый молодой мужлан, который пытается произвести впечатление на девчонку?»
— Значит, вы делаете это ради мисс Дин?
Бад, складывая конверты в ларец, не ответил.
Пока показания давали скучные бухгалтеры, публики у судьи Морадо было мало. Во вторник, 2 марта, репортеры лениво жевали табак и рисовали рожицы в блокнотах. Они подняли головы, когда в зал вошел Бад. К этому времени в их глазах он уже стал привычной деталью этого процесса. Они вернулись к прежним занятиям.
Мэйхью Коппард поднялся со своего места.
— Если будет угодно суду, я хочу огласить некоторые письма, которыми располагаю.
— Это имеет отношение к делу, мистер Коппард?
— Имеет, ваша честь.
— Хорошо, начинайте.
Мэйхью Коппард поправил монокль.
— Дружище Тадеуш.
— Протестую! — крикнул Лайам О'Хара, вскакивая со своего места. — Протестую!
— На каком основании? — спросил судья Морадо.
— Это письмо не имеет отношения к разбираемому делу.
— Это решать суду, а не вам.
Лайам О'Хара что-то обеспокоенно шепнул на ухо своему помощнику, и молодой человек тут же убежал. Лайам О'Хара вновь повернулся к судье.
— Если будет угодно суду...
В тот день зал заседаний был набит битком. Пролетел мгновенный слух о том, что сегодня в суде грянет гром. Словесная дуэль между адвокатами сторон тянулась до трех часов пополудни, когда судья Морадо, уникум среди калифорнийских судей, которому каким-то чудом удалось избежать щупалец Южно-Тихоокеанской железной дороги, заключил, что письма имеют такое же отношение к делу, как и показания Софи Бэлл Марченд. Мораль полковника Дина против морали владельцев компании «Южно-Тихоокеанская железная дорога». Необходимо заслушать аргументы обеих сторон.