Обманка
Шрифт:
– А товары на рынки? – уточнил Фрейзе.
– Привозят на лодках и выгружают у набережной.
– А постоялые дворы?
– Принимают путников, которые прибывают и уплывают на лодках. При них нет конюшен.
– А священники, которым надо в храмы?
– Приплывают и уплывают на лодках. У каждого храма есть свой собственный каменный причал.
– Ага! А как доставляют камень для строительства? – спросил Фрейзе таким тоном, словно наконец-то поймал брата Пьетро на небылице.
– Камень привозят специальные огромные баржи, – ответил брат Пьетро. – Все перевозится по воде, как я уже сказал. Есть даже большие
Тут Фрейзе уже не выдержал.
– Теперь я уверен, что ты меня обманываешь, – заявил он. – Уж чего в этом городе хватает, так это воды! Они небось и рождаются с перепонками между пальцев, эти венецианцы.
– Это – странные и ни на кого не похожие люди, – признал брат Пьетро. – Они управляют собой сами, без короля, у них нет проселков и дорог, их город – богатейший город во всем христианском мире, они живут на море и за счет моря. Они постоянно расширяются, и их единственный бог – это торговля, однако они воздвигли на каждом канале красивейшие церкви и украсили их в высшей степени вдохновляющими святыми изображениями. Каждый храм – это сокровищница духовного искусства. И при этом люди здесь ведут себя так, словно Бог так же далек от них, как они сами – от материка, и к Нему можно попасть, только проделав долгий путь.
Они уже приближались к центру города. Оба берега широкого канала были одеты в белый истрийский камень, что превращало их в непрерывный пирс, который местами пронзали каналы-притоки, уходящие в глубь города. Многие мелкие внутренние каналы были пересечены деревянными мостиками, а над некоторыми из каналов были возведены крутые ступенчатые мосты из белого камня. Парус их корабля терял прохладный бриз, так что паромщик спустил его и перешел на греблю: он сел на весло по одному борту, а его помощник наваливался на весло с другого борта. Их путь пролегал через непрерывное движение гондол, которые быстро скользили по реке под громкие крики гондольеров, стоящих на корме: «Гондола! Гондола! Гондола!»
Канал был заполнен рыбацкими баркасами, плоскодонными баржами для перевозки тяжелых товаров, паромами, забитыми бедным людом, – и между ними от одного берега к другому сновали наемные гондолы. Двум девушкам, выросшим в небольшом сельском замке, все это казалось праздничным и невероятно суетливым: они вертели головами, не веря собственным глазам. На всех гондолах, кутаясь в плащи и скрывая свои лица под карнавальными масками, сидели пассажиры. Женские маски были украшены разноцветными плюмажами, а прорези для глаз были сделаны в форме кошачьих глаз. Женщины накрывали головы яркими капорами, улыбающиеся губы прятали за веерами, украшенными драгоценными камнями. Более интригующе выглядели те гондолы, где в центре изящного кораблика находилась небольшая каюта, двери которой были плотно закрыты, скрывая находящихся там любовников, а на корме медленно и невозмутимо работали веслом гондольеры. Порой за первой гондолой следовала вторая, на которой сидели музыканты, исполнявшие длинные любовные баллады для услаждения таинственной парочки.
– Грех повсюду, – проворчал брат Пьетро, отводя взгляд.
– Через Гранд-Канал есть только один мост, – сказал им паромщик. – А чтобы его пересечь в каком-либо другом месте, надо нанимать лодку. Здесь работать перевозчиком выгодно. Вот он, этот единственный мост: Риальто.
Это был высокий деревянный мост, возвышавшийся
Площадь Сан-Джакомо сразу за мостом была застроена высокими домами купцов. Все народы христианского мира и немалое количество иноверцев можно было определить либо по вывешенным флагам, либо по национальным костюмам мужчин, ведущих дела у окон и дверей. Рядом с ними стояли и величественные дома венецианских банкиров: двери их были распахнуты перед посетителями, люди в нелепых нарядах приходили и уходили, продавали и покупали со всей серьезностью, хотя были разодеты, словно странствующие актеры, щеголяя в громадных шляпах, увенчанных плюмажами, и ярких масках, усеянных драгоценными камнями.
Непосредственно на площади банкиры и менялы выставили свои столы вдоль всей колоннады, по одному в каждой арке, и торговали монетами, закладными и драгоценными металлами. Когда из рук в руки переходили деньги, маски откладывались в сторону: каждый клиент предпочитал смотреть банкиру в лицо. Были там и оттоманские торговцы: их яркие тюрбаны и роскошные одеяния были не менее красивы, чем костюмы местных жителей. Венеция так активно торговала с Оттоманской империей, что многие богатства Востока попадали в Европу именно через столы венецианских купцов.
Другого пути на Восток не было: до России по морю добираться было сложно. Венеция оказалась в самом центре мировой торговли, поэтому богатства с востока и запада, севера и юга лились сюда рекой.
– Риальто, – напомнил Фрейзе Лука, – это место, где, по словам того неверного, Раду-бея, можно найти священника, отца Пьетро, который выкупает рабов-христиан с оттоманских галер. Вот он, этот мост, то место, про которое он говорил. Возможно, отец Пьетро сейчас там, возможно, я смогу выкупить отца и мать.
– Мы пойдем туда, как только устроимся дома, – пообещал ему Фрейзе. – Но, Воробушек, ты не забывай, что этот оттоманский господин, Раду-бей, – заклятый враг того господина, который стоит во главе твоего Ордена, – и что он не внушал мне доверия.
Лука рассмеялся.
– Помню. И ты правильно сделал, что меня предостерег. Но знаешь, Фрейзе, я бы принял совет от самого дьявола, если бы думал, что это поможет мне вернуть родителей домой. Просто снова их увидеть! Просто знать, что они живы!
Фрейзе положил руку на плечо друга.
– Понимаю, – сказал он. – И они наверняка тоже по тебе скучали: они не видели, как ты растешь. Если мы сумеем найти их и выкупить из рабства, это будет отлично. Я просто говорю, что не стоит очень надеяться. Их захватили оттоманские рабовладельцы, а про возможность их выкупа нам сказал оттоманский генерал. И пусть он начитан, и пусть он вежливо с тобой разговаривал – все это не делает его твоим другом.
– Ишрак он тоже понравился, а она хорошо разбирается в людях, – возразил Лука.