Обманщик
Шрифт:
И вот теперь неожиданно пришел этот вызов – а письмо было именно вызовом. Хотя в нем не указывалось время встречи с «епископом», отец О'Брайен понял, что Харри имел в виду «безотлагательно». Арабы могут откладывать принятие решений на годы, но если тебя таким образом вызывает Каддафи, то ты должен немедленно ехать, – если хочешь получить щедрый дар.
А отец О'Брайен знал, что его товарищам по ирландскому делу очень нужен этот дар. Из Америки поступает все меньше и меньше денег и оружия; постоянные просьбы ирландского правительства, которое отец О'Брайен считал правительством предателей, не посылать в Ирландию ни того, ни другого возымели свой эффект. Игнорировать
В идеальном мире отцу О'Брайену было бы достаточно просто взять отпуск на две-три недели. Положение осложнялось тем, что всего лишь три дня назад он вернулся из Амстердама, якобы с семинара по борьбе с нищетой.
Оказавшись в Европе, отец О'Брайен без труда ускользнул из Амстердама и на деньги, которые он заблаговременно оставил в Утрехте, снял на длительный срок две квартиры: одну в Рурмонде (Голландия), другую в Мюнстере (Западная Германия). Позже они станут конспиративными квартирами для молодых героев, которые атакуют врага там, где он будет меньше всего этого ожидать.
Для Дермота О'Брайена постоянные поездки стали частью его жизни. Его орден занимался миссионерской и экуменической деятельностью, а О'Брайен был секретарем ордена по международным делам. Для той войны, которую вел О'Брайен, лучшего прикрытия не найти. Он вел войну не с нищетой, а с англичанами. Эта борьба стала смыслом его жизни и его призванием с того дня, когда много лет назад в Дерри у него на руках умирал раненный в голову юноша, а по улице бежали британские парашютисты. Тогда отец О'Брайен прочел заупокойную и дал обет, о котором не подозревали ни орден, ни его епископ.
С того времени О'Брайен возненавидел людей, живущих по другую сторону моря, и предложил свои услуги ирландскому делу. Его предложение приняли, и вот уже десять лет он был главным посредником Ирландской республиканской армии (ИРА) в международных делах. Он доставал деньги, переводил их с одного тайного банковского счета на другой, обеспечивал поддельные паспорта, организовывал приемку и хранение семтекса и взрывателей.
С его благословения бомбы разрывали на куски молодых оркестрантов и лошадей в Риджентс-парке и в Гайд-парке, при его содействии на улицах Харрода укрепленные на колесах экипажей ножи косили людей, вырывая у них внутренности, отрезая ноги. Отец О'Брайен сожалел, но верил, что это справедливо, что это необходимо. Он читал отчеты в газетах, в замке вместе с шокированными братьями по ордену смотрел телевизионные репортажи, а если братья его приглашали, то он вместе с ними со спокойной совестью служил заупокойную мессу.
В то весеннее утро решение волновавшей отца О'Брайена проблемы было найдено, когда он, просматривая за утренним чаем лежавший на его кровати свежий номер «Дублин-пресс», случайно натолкнулся на интересное объявление.
Комната отца О'Брайена служила ему и кабинетом, поэтому в ней был установлен телефон. О'Брайен набрал номер; на второй звонок ответил организатор группы, о предстоящем паломничестве которой сообщалось в газете. Организаторы были рады желанию О'Брайена присоединиться к группе. После этого О'Брайен отправился к епископу ордена.
– Мне нужен жизненный опыт, Фрэнк, – сказал он. – Здесь я ни на минуту не могу отойти от телефона. Мне нужен покой, мне нужно время, чтобы творить молитвы. Если вы сможете обойтись без меня, я бы хотел совершить паломничество.
Глава ордена бросил взгляд на схему маршрута паломников и кивнул.
– Идите, Дермот. Благословляю вас. Помолитесь там за всех нас.
Паломники должны были отбыть через неделю. Отец О'Брайен решил, что ему нет нужды просить разрешения и у совета ИРА. Если он вернется с хорошими вестями, то тем приятнее будет сюрприз, если же нет, то незачем и беспокоить совет ИРА. Письмо в Лондон он послал экспресс-почтой; через двадцать четыре часа оно будет в Лондоне, а в течение трех дней попадет в ливийское Народное бюро (так ливийское правительство называло свои посольства). У тех, кто послал ему вызов в Триполи, будет достаточно времени для подготовки.
Паломничество началось с мессы и молитв в ирландском храме Нок. Из храма паломники двинулись в аэропорт Шэннон, где сели на самолет, вылетавший чартерным рейсом в Лурд, в предгорья французских Пиренеев. В Лурде отец О'Брайен незаметно отделился от толпы паломников и пересел на ожидавший его в том же аэропорту небольшой самолет, который через четыре часа приземлился на Мальте, в городе Валлетта, где О'Брайена встретили ливийцы. Они посадили его на роскошный реактивный лайнер, и всего через двадцать четыре часа после того, как отец О'Брайен вылетел из аэропорта Шэннон, он оказался на небольшой военной базе возле Эс-Сидера. Здесь его приветствовал как всегда любезный и обходительный Хаким аль-Мансур.
Отец О'Брайен должен был скорее возвращаться в Лурд, чтобы снова присоединиться к паломникам, поэтому на этот раз встреча с полковником Каддафи не состоялась. В сущности, такая встреча даже не планировалась, а переговоры и последующую операцию было поручено провести одному аль-Мансуру. О'Брайен и ливиец разговаривали в комнате, специально выделенной для них на территории базы. Комнату оберегали личные телохранители аль-Мансура. По окончании переговоров О'Брайену удалось несколько часов поспать, а потом он проделал обратный путь через Мальту в Лурд. О'Брайен был в приподнятом настроении. Если планы, о которых ему рассказал ливиец, воплотятся в жизнь, это будет огромной победой ирландского дела.
Через три дня Хаким аль-Мансур был удостоен чести поговорить лично с великим вождем. Как обычно, ему было приказано незамедлительно прибыть туда, где в этот день остановился Каддафи. После прошлогодней бомбардировки ливийский вождь стал еще чаще менять место и все больше времени проводил в пустыне, примерно в часе езды от Триполи.
В тот день Каддафи был в том расположении духа, которое аль-Мансур про себя называл «настроением бедуина». Великий вождь в белом халате возлежал на подушках в большом, изысканно украшенном шатре, разбитом в одном из его лагерей в пустыне. Как обычно, он внешне лениво и невнимательно слушал доклады двух министров, которые сидели перед ним, по-турецки поджав ноги. Нервничавшие министры, исконные горожане, очевидно, предпочли бы сидеть за своими столами, но раз великий вождь так решил, то все должны были расположиться по-турецки на разложенных на ковре подушках.
Когда вошел аль-Мансур, Каддафи жестом пригласил его сесть в стороне и ждать своей очереди. Потом он отпустил министров, отпил глоток воды и предложил аль-Мансуру доложить о своих успехах.
Аль-Мансур докладывал коротко, по существу, без преувеличений и без красивых фраз. Как и любой другой из окружения великого вождя, перед Муамаром Каддафи он испытывал благоговейный трепет. Люди всегда благоговеют перед загадочными личностями, особенно если эта личность одним мановением руки может приговорить тебя к смертной казни. Впрочем, в том, что Каддафи был загадкой, не сомневался никто.