Обмануть судьбу
Шрифт:
— Куда он!
— Вроде сюда!
— Дом окружайте, двор!
— Тут много выходов, черт!
— Неужели проворонили, мать твою!
Крики преследователей и собачий лай то отдалялись, то приближались.
Сергей петлял по двору, как уходящий от погони заяц. То прижимался к толстому стволу старой липы, то приседал за изогнутой спинкой скамейки...
Хорошо, что была поздняя осень и темнело рано. При свете дня его попытка спастись была бы обречена на неудачу.
А так — еще поглядим, кто кого.
— Вон он, левее бери!
— Охренел? Это не он.
— Обходим...
— Стой, стрелять буду!
Коробка двора эхом отражает голоса, и порой непонятно, с какой стороны они доносятся.
Но вот — другие звуки, уже знакомые, тоже повторенные и умноженные стенами домов. Будто камнепад в горах.
Стреляют. Двор безлюден, и РУОП решил стрелять. Но, похоже, палят наугад.
Сергей нырнул в первый попавшийся подъезд. Повезло: подъезд оказался сквозным.
Он выскочил на улицу, в шумный привокзальный район. Совсем недалеко от того места, где покупал хрусталь.
Погоня унеслась вдаль.
...Можно, кажется, вздохнуть с облегчением.
По телу разливалось блаженство: такая легкость, которую сравнить можно только с невесомостью. Все кончилось, кошмар остался позади.
Руоповцы даже не знают, кого им искать. Разве это достаточные приметы — молодой человек, темноволосый, с усами? Тем более что усы можно сбрить за пять минут.
Итак, он, Сергей Грачев, может чувствовать себя в безопасности и свободным.
Но эта легкость... Откуда эта необыкновенная легкость? Было в ней что-то подозрительное.
Боже! А сумка-то! Он привык ощущать на плече ремень сумки. Но ни ремня, ни сумки не было. Вот она откуда — легкость.
Сумку с хрусталем он оставил там, где погибла Катя, на краешке ее стола. А в ней кроме хрустального свадебного подарка аккуратно лежат в боковом кармашке его документы: паспорт и служебное удостоверение сотрудника НИИ биоэнергетики.
Фактически, он сам преподнес следственным органам свои данные. На блюдечке с голубой каемочкой. Нет, не Кате он сделал подарок, а тем, кто будет отныне охотиться за ним.
От этой мысли Сергея зазнобило. Чтобы хоть немного согреться, он сунул руки в карманы. И наткнулся пальцами на «киндер-сюрприз» — шоколадное яичко с игрушечкой внутри.
Ванечка!
Этот мальчик был не просто сыном его школьной подруги. Он родился, можно сказать, с его благословения. Был такой горестный час в Катиной жизни, когда решалась участь Ванюшки — быть ему или не быть...
После выпускного вечера они долго не виделись. И вот о чем ему рассказала Катя.
После окончания школы она решила поступать в иняз. И срезалась на первом же экзамене.
Забрав документы, вышла на улицу и, заливаясь слезами, зашагала по тротуару. Остановилась, стала искать в сумке носовой платок.
Мир вокруг трепетал размытыми жаркими пятнами света. И кто-то высокий, распахнув руки, бежал к ней.
— Куда же ты, синяя птица? Рыжая птица!
Провел ладонями по ее волосам, обнял за плечи.
— Зачем плакать, все еще впереди! Я там тобой целых двадцать минут любовался, а ты — глаза в пол, потом убежала, а теперь вот рыдаешь.
Катя смотрела снизу вверх на абсолютно незнакомого парня — черноволосого, синеглазого, улыбающегося.
— В этот иняз с улицы вообще не берут. Я вот хотел на испанское отделение и тоже провалился. Меня Кирилл зовут, а тебя?
— Катя, — сказала она, ощущая, что провал в институте совсем не трагедия, а сама она становится такой легкой, будто сейчас полетит куда-то.
Это было незнакомо, это было глупо, безумно, это было замечательно, это было как в детстве.
Жаркий ночной воздух плыл из распахнутого окна в темноту комнаты, за стеной еще пили, пели и смеялись новые знакомые. Катя лежала на чужой постели, и ей было все равно — ведь Кирилл был рядом, свой, родной, любимый с первого взгляда.
— Я поймал синюю птицу! Ты — мое счастье, — шептал он, расстегивая на ней синее, в горошек, платье.
— Я... со мной никогда еще этого не было.
— Я понимаю. Не бойся. Не думай ни о чем, все будет хорошо.
И стаскивал с нее платье через голову, а потом... Потом наступило утро. К ним постучался заспанный парень:
— Сваливайте по-быстрому, только тихо. Предки мои приехали.
Кате почему-то не было стыдно — наоборот, весело, легко, азартно. Наспех оделись, прошмыгнули по коридору.
Так началась ее новая жизнь. Работала почтальоном, о поступлении в институт и думать забыла и была счастлива. Прошел год и еще один, в августе собрались с однокурсниками Кирилла — он поступил на свое испанское — в Крым «дикарями».
Уже неделю Катя ела без всякого удовольствия, и чай, даже индийский, был какого-то не того вкуса, и голова вдруг начинала кружиться.
Катя полистала календарь и, ничего не сказав Кириллу, пошла в районную поликлинику.
«Шесть недель у тебя, дочка», — деловито сказала ей пожилая женщина-врач.
Катя вспомнила, как они с Кириллом размышляли, какие у них будут дети, черноволосые или рыжие, и улыбнулась.
— ...Как же так, Рыженький, — растерянно произнес Кирилл. — Зачем это сейчас? Мы с тобой и не пожили толком еще... И вообще я... не готов. Какой из меня папаша?