Обмануть судьбу
Шрифт:
А вдруг тот все же совершил это тяжкое преступление? Наплел ему с три короба, а теперь под влиянием тюремных будней решил покаяться.
Может, к этому был какой-то толчок? К примеру, увидел на соседних нарах кого-то из подельников и понял, что тот его заложит, да еще сделает «паровозом». И лучше уж самому все рассказать, первому...
Почему-то от этого предположения Геннадию стало больно. Почти физически. Точно пырнули его в солнечное сплетение маленьким «перышком».
Но больно задевало не то, что его смогли обвести вокруг пальца. Нет, мучило другое: очень не хотелось верить, что Сергей все-таки оказался подонком. Ну просто очень не хотелось.
Оказывается, те новые отношения, которые едва-едва возникли между ними, стали Дементьеву дороги. Какая-то мужская общность, единомыслие, суровое, без всяких сантиментов, взаимопонимание.
Так уж получилось, что по жизни Геннадий был лишен настоящей мужской дружбы. Скорее всего, по собственной вине. А то, что родилось недавно в его рабочем кабинете, могло бы — он чувствовал — со временем перерасти в дружбу. Конечно, лишь при известных обстоятельствах: если бы с Сергея удалось снять обвинение.
Вот этого — эфемерного, едва родившегося — ему и было безумно жаль.
Пусть, пусть Грачев окажется невиновен!
Перед тем как приступить к допросу, Дементьев переговорил с охранником, присутствовавшим при свидании Грачева с Бахоревой. И почувствовал облегчение. Вот, оказывается, в чем дело! Бабенка хвостом вильнула, потому заключенный и не в себе. Что ж, бывает. Не он первый, не он последний.
Едва лишь за конвойным захлопнулась дверь, Сергей барсом метнулся к Дементьеву, схватил его за плечи. Затряс что было сил:
— Ты обязан, обязан ей запретить!
— Здрасте, я ваша тетя, — отцепил его руки следователь. — Сейчас прямо и побежал. Буду улаживать твои личные дела.
— Личные?!
Тут Грачев опомнился. Заморгал виновато:
— Прости, Геннадий. Я и правда не в себе. Чуть с ума не сошел, пока тебя дожидался. Сто раз мысленно тебе все изложил, так что сам уже поверил, будто ты все знаешь.
— Ну, кое-что знаю. Девушка тебе изменила.
— А! Доложили!
Сергей вдруг стал хохотать — нервно, болезненно, совсем не так, как на первом допросе, когда хохмил в свое удовольствие.
— Агентура... о-хо-хо... донесла... Болтун — находка для шпиона. Штирлиц — Мюллеру: примите шифрованную радиограмму, хо-хо-хо...
Так смеялся, что на глазах выступили слезы, и вдруг оборвал эту истерику, замолк.
— Радиограмма-то была шифрованной, герр Мюллер, — отрывисто произнес он. — Никакая девушка, Геннадий, мне не изменяла. Она вступила в игру с убийцей. Авантюристка.
— С каким убийцей?
— С каким, с каким! С Варламовым.
— Не понял.
— А ты врубись. Постарайся. Полина решила спровоцировать его на новое преступление. Подобное предыдущему. По той же схеме, понимаешь?
Следователь побледнел:
— Ты хочешь сказать...
— Ну да! Решила стать подсадной уткой, дурочка. Геннадий, ты обязан ее остановить!
— Н-да... Это, пожалуй, уже не твои личные дела.
— Ну так иди действуй! Чего стоишь?
«Как он похож на мать, — подумал Дементьев. — Надежда Егоровна точно так же требовала: идите ищите, чего расселись! Нравятся мне Грачевы, мы могли бы дружить семьями».
— Присядьте, Сергей Николаевич, — произнес он рассудительно. — Такие дела, Сережа, с бухты-барахты не делаются. Торопливость нужна, как говорится, при ловле блох.
— Хорошенькие блохи...
Как раз этой кусачей нечисти в его камере хватало: давно, видно, в Бутырках не проводили дезинсекцию. Все тело зудело от клопиных — или еще чьих там? — укусов, а когда начинал нервничать, кожа чесалась вдвойне. Драл ее ногтями, порой до крови.
Но какие это все мелочи по сравнению с укусом такого скорпиона, как Варламов. Лина подвергает себя жуткой опасности. А значит, одновременно и Ванечку. И делает она это ради него, Сергея.
Получается, что на нем и лежит вся ответственность. Надо срочно вмешаться, но у него связаны руки. И в буквальном смысле, и в переносном. Одна надежда — на Геннадия.
А тот вроде готов помочь. Не случайно же он только что назвал его Сережей. От Грачева этот нюанс не ускользнул.
— Значит, так. Оформим это в виде твоего заявления. Официального.
— Бумажки, — скривился Сергей. — Кому они нужны?
— Не помешают. Можешь меня считать бюрократом, но у тебя свои методы, у меня — свои. А протокольчики — они могут однажды очень даже пригодиться.
— Ну и пиши сам. У меня рука еще болит.
— Значит, Полина Бахорева хочет вынудить Юрия Варламова действовать по отработанной им схеме. Какова эта схема в подробностях?
— Да простая она, в общем. Он охмуряет девушку. Тогда — Катю, теперь — Лину. С той разницей, что одна была кассиршей в обменном пункте, вторая — в мебельном салоне.
— Погоди... она же числится на конном заводе, зоотехником.
— Откуда ты знаешь?
— От верблюда. Свидание-то она оформляла с паспортом. Дальнейшее — дело техники.
— А! Я думал — выследили ее.
Следователь почувствовал, что краснеет.