Обмануть судьбу
Шрифт:
– Что же касается Эрнестин, – продолжил он, морща лоб, – в некотором смысле она мне даже приглянулась. Глаза ее озорно блестели, с губ не сходила шаловливая улыбка… Казалось, и внутри у нее что-то есть, некий загадочный мир, который будет небезынтересно познать… Почему я пришел к такому выводу, хоть убей не вспомню. Любовью тут и не пахло, однако прогуляться с ней по городу я согласился без раздумий. Потом второй раз, третий… Я планировал провести в Чикаго месяц, Стейнеры настояли, чтобы я жил не в гостинице, а у них, в огромном доме с балконами, слугами и садом. С Эдвардом нас давно связывала теплая дружба. Мы нередко засиживались допоздна в кухне, он рассказывал про работу с отцом, про свои тогдашние дела. Расспрашивал про учебу в Гарварде. А как-то раз вдруг заговорил про Эрнестин.
Он помолчал. Джулиана неотрывно смотрела на него, о чем-то размышляя и страшно волнуясь.
– Тогда я впервые узнал про серьезные проблемы с ее здоровьем, – снова заговорил Энтони. – Оказалось, когда ей было всего три года, у нее была клиническая смерть.
Джулиана подняла голову, медленно ею покачала и прижала ладони к покрасневшим щекам.
– Боже мой…
– Она и теперь, бывает, теряет сознание, – прибавил Энтони, сильно помрачнев. – В общем, Эдвард сказал тогда, что заметил возникшую между нами симпатию. И взял с меня слово, что я буду заботиться об Эрнестин до конца своих дней.
8
Джулиана ахнула.
– Ты дал ему обещание? – спросила она, будто не веря собственным ушам.
Энтони кивнул.
– Да.
– Но ведь сам говоришь: то была не любовь! – горячо воскликнула Джулиана.
Энтони криво улыбнулся.
– Во-первых, я не мог ответить Эдварду, что гулять с ней я не против, но жить не желаю.
Она растерянно кивнула.
– Вообще-то конечно…
– Во-вторых, в ту пору я еще был очарован Эрнестин, хоть уже и догадывался, что она собой представляет. А когда тебе двадцать с небольшим, сложно определить, настоящая ли это любовь или лишь мимолетное увлечение. Эдвард просиял. Сказал, что это была его самая заветная мечта: вверить свое сокровище человеку достойному, надежному и порядочному. – Он усмехнулся. – Таким я ему показался.
– Ты правда такой! – убежденно произнесла Джулиана.
– Спасибо, – грустно улыбаясь, сказал Энтони. – Только вовсе не так я хорош, каким меня считают… Но речь не о том, – поспешил прибавить он, пока Джулиана не принялась расписывать его достоинства. – Эдвард обрадовался настолько, что даже всерьез задумался, куда меня пристроить. Я тогда как ра
– Эдвард тебя перевел? – изумленно и не вполне решительно спросила Джулиана. – Мне показалось, он любит дочь настолько, что в жизни не согласился бы отправить ее в другой город.
– Так оно и есть. Он обожает Эрнестин до такой степени, что смотрит сквозь пальцы на все ее выходки, на грубость, наглость, готов исполнить любой ее каприз, вплоть до самых безумных. В Нью-Йорк я попросился сам и все сделал для того, чтобы мою просьбу выполнили. Эрнестин тоже захотела пожить здесь. К тому же у нее тут близкая подруга. – Энтони покривился.
– Не та ли, что недавно была с мужем в Париже? – спросила Джулиана, вспомнив, как беспардонно Эрнестин их выставила.
Энтони пасмурно кивнул.
– Та самая. Признаюсь честно, что для меня было главным сбежать от ее мамаши. Она не работает, занята в основном трепотней и шопингом и уверена, что с ее Эрни надо пылинки сдувать. Бывала у нас каждый день. Надоела до чертиков. – Он замолчал, опустил голову и обхватил ее руками.
– Но ведь ты совсем не такой, как Эрнестин! – почти прокричала Джулиана. – Тебе нужна другая женщина!
Энтони опустил руки на подлокотники и приподнял голову.
– Я привык, что должен терпеть ее рядом.
– Да ведь с ней ты только мучишься!
– Что делать, в жизни нередко приходится мучиться…
– Но ведь можно поговорить – с ней, с Эдвардом. Раз он такой рассудительный, должен все понять.
Энтони медленно покачал головой.
– Рассудительный он только тогда, когда речь не идет о его дочери. Эрнестин меня вряд ли любит, но ей так удобно: о моем с Эдвардом уговоре она прекрасно знает, знает и об отношениях наших отцов… да и обо всем. Чуть что, заявляет, что позвонит папе. Мол, он объяснит тебе, как следует обращаться с больными. Я же не привык нарушать клятвы. И глубоко чту память отца… – Он посмотрел на притихшую Джулиану и извинительно улыбнулся. – Ты прости, что я обременяю тебя своими бедами. Вдруг почувствовал, что должен излить кому-нибудь душу, вспомнил студенческие дни, и на ум, разумеется, пришла ты. Наша Фемида. Олицетворение честности, беспристрастия и справедливости.
Джулиана вдруг покраснела, закачала головой, помахала перед собою рукой.
– Вовсе я не такая… а обыкновенная… И тоже могу ошибаться.
Энтони пожал плечами.
– Конечно, все мы, случается, совершаем ошибки. – Он посмотрел на нее с улыбкой. – А ты необыкновенная. И, пожалуйста, не скромничай.
Джулиана снова покачала головой, приоткрыла рот явно с намерением что-то сказать, но так ни слова и не вымолвила.
– Только не думай, что я совсем слабак, – рассеянно глядя на чашку, произнес Энтони. – Я давно смирился со своей участью, пытаюсь находить радость в работе. Да и утешаюсь мыслью, что пусть и не слишком хорошо, но делаю доброе дело. Во всяком случае, для Эдварда. Он знает, что его дочь простят, чего бы она ни натворила, и не бросят, и живет со спокойным сердцем. – С его губ слетел вздох. – Я не приехал бы к тебе, не стал бы плакаться, честное слово, если бы не произошло непредвиденное… И если бы об этом не узнала Эрнестин. Откуда ей стало все известно – ума не приложу. Теперь будет грозить, что покончит с собой, позвонит папе…
Он заметил боковым зрением, что Джулиана содрогнулась, и перевел на нее изумленный взгляд. Она смотрела на него глазами, полными ужаса.
– Ты правда влюбился?
Энтони медленно кивнул.
– Что с тобой? – испуганно спросил он, заметив, что она вот-вот заплачет.
– А может, и на этот раз так же? – спросила Джулиана слегка дрожащим голосом. – Может, и теперь ты лишь немного увлекся? – Она покачала головой и ответила на собственный вопрос: – Нет…
– Теперь все по-другому. Так, как бывало только в юношеских мечтах, понимаешь? Едва я увидел Синтию здесь, у вас, сразу почувствовал, что она мне родная душа. Возникло чувство, что жизнь началась заново. Можешь себе представить?
Глаза Джулианы наполнились слезами. Она заломила руки.
– Если бы мы только знали…
– Ну что ты… – пробормотал Энтони, пытаясь ее утешить. – Не терзайся так, прошу. В конце концов, не произошло ничего смертельного. А вы… Откуда же вы могли знать? Лайза позвала Синтию только из-за этой дипломной. Если бы…
– Не только! Дипломная всего лишь предлог, Лайза не сразу о ней вспомнила… – Джулиана прижала к лицу руки и заплакала. Бесстрастностью она теперь в самом деле не могла похвастать. Лгать же не умела по-прежнему.