Обмен заложниками
Шрифт:
Бардяев радушно улыбнулся:
— Не стоит… — нет, на «Гулечку» опять язык не повернулся, — не стоит, Гульнара Абаевна! Шеф у нас необычный. Сентиментальный, можно сказать. Я думаю, ему приятно, что вы здесь. И к Чингизу он очень привязался. Я тоже думаю, что все пойдет на лад.
Церемонно поцеловал Гульнаре Абаевне руку и спустился с крыльца к машине.
— Вам — не скучать! Чингизу — готовиться в ханы!
Эта дурашливая фраза стала шаблоном, формой их взаимоотношений на следующие три года.
Чингиз не спеша раскладывал по коробочкам белые и черные камни го. Он заметно вытянулся, стал уверенней в себе, по утрам крутился на турнике, подтягивался по сорок раз, бегал стометровку за тринадцать секунд.
«Как по минному полю», вспомнил Хохлов слова Гульнары Абаевны. Каждое нововведение — шаг с завязанными глазами. Приходящий учитель? Пробуем. Нормально? Расширим перечень предметов. Газету? Ни в коем случае! Книгу? Может быть… Вальтер Скотт? Прошло. Буссенар? Порядок. Точно порядок? Попробуем сыграть в шахматы? Почему-то страшно. Где грань?
Хохлов чувствовал себя должником. Чик спас ему жизнь, Вадиму Евгеньевичу это было абсолютно очевидно. И он не собирался дать мальчишке скатиться в уютное гнездышко умственной отсталости. Шевелил его как мог. Заставлял пробовать и пробовать ранее запрещенные вещи. Музыка? Вряд ли! Если только что-то из классики… Кино? Абсолютно нереально! А может, взять такой старый фильм, что уже и актеры все поумирали… Искать! Стараться! Стремиться! Хохлов, по природе одинокий человек, втянулся в ирреальную битву с несуществующим противником.
А еще он чувствовал себя рабовладельцем. На закрытой вилле, в железной клетке держал он свою жар-птицу. Без рукавиц не тронь, обожжешься! Чик, Чик, Чик, повороши разноцветные палочки! Дай, дай хоть намеком, хоть мычанием верный знак! Я не ошибусь, я догадливый! Поиграем, малыш? Я тебе — загадку-вопрос, ты мне — загадку-ответ…
Каждый раз, провоцируя Чингиза разговорами, Вадим Евгеньевич больше всего боялся, что перегнет палку. Но, вроде бы, пока удавалось обойтись без эксцессов. Он слишком хорошо помнил, как тащил на руках сквозь сгрудившуюся толпу безжизненное тельце, как моталась на шее-веревочке тяжелая голова, как билось в висках «Ламар!» черным гонгом. Хохлов знал, что никогда не смог бы нарочно сделать мальчику плохо.
Щелк! — закрылась белая коробочка. Щелк! — черная.
— Дядя Вадя, а зачем вам быть президентом?
Вадим Евгеньевич замер, будто ему к затылку приставили ствол. Только сегодня утром он окончательно понял, что даст согласие выдвигаться. Только около полудня на очень закрытом совещании те, от кого зависели подобные вещи, поддержали его решение. Всего час назад сформировался костяк его предвыборного штаба. А потом он приехал сюда. Чтобы получить от пятнадцатилетнего подростка, полностью отрезанного от внешнего мира, очередной вопрос в лоб. Никогда не расслабляйся, Хохлов!
— Знаешь, Чик, появилась возможность сыграть во что-то новое.
— Вы обычно играете всерьез, — грустно сказал мальчик.
— Всерьез было вначале. Когда стоял вопрос выживания. Когда всех, с кем работал, знал в лицо и по имени. Не то, что теперь.
— С кем же вы будете играть?
— С чужими. Своих я почти всех обыграл. Да и надоело. А страна — это такая большая штука… Те, кто сегодня работают со мной, живут достойно — они трудятся и зарабатывают. Могут строить планы на завтрашний день. И, раз я справился с этим, можно попробовать следующий уровень.
Чингиз посмотрел Хохлову в глаза. Пристально, аж холодно стало.
— Я помогу, — сказал мальчик. Не констатировал, но и не спросил, что-то между. Давая понять, что у Вадима Евгеньевича всегда есть выбор. Есть — выбор?
— Спасибо, Чик, но боюсь, что эта задачка тебе пока не под силу.
Мальчик чуть заметно улыбнулся, на мгновение превратившись в Гульнару Абаевну — те же недоуменно приподнятые брови, те же иронически загнутые уголки губ:
— Дядя Вадь, вы мне дайте чуть больше свободы. Хоть капельку.
«Хоть капельку». — «Капельку — дам». Чуть назад, «…свободы. Хоть капельку». — «Капельку — дам».
Бардяев выключил диктофон и бессильно распластался в кресле. Вадим, конспиратор хренов! Маг-алхимик! Олигарх-гадалка! Нострадамчика себе завел, совсем уже ум за разум!.. Хотя… Большое жирное «хотя».
Бардяев трясущейся рукой вытащил из портфеля блокнот и распахнул календарь. Последний год он отмечал нечастые визиты Хохлова на дачу, и теперь лихорадочно сопоставлял эти даты с другими событиями. И матерился, и хватался за голову, не в силах вынести собственной глупости.
Потом достал из встроенного в камин сейфа несколько дисков и, разбив их кочергой в мелкие осколки, смел в огонь. Подслушивать нехорошо. И теперь уже больше не нужно. Теперь у него есть разгадка.
Вычистив все записи в диктофоне, Бардяев чуть успокоился, плесканул себе виски и снова сел перед очагом. Подумать только…
Январь. Рязанская область. Сугробы по окна машин. Четыре черных динозаврика, вытянувшись в цепочку, ползут по бесконечной дороге к химкомбинату. Остановились у заброшенной остановки. «Семен, пересядь-ка в мою машину!» — «Вадим Евгеньевич!» — «Давай-давай, мне с Лешей надо потолковать приватно». — Непонятный, затравленный взгляд Шанугина. Снова снег и снег. Вроде сказал, что поговорить хочет, а молчит. Смотрит, смотрит вперед. Настороженно, пристально. Ожидая. И все равно вздрагивает и зажмуривается, когда срабатывает фугас под второй — его — машиной. Нырок в кювет, цокот пуль по бортам, но Бардяев своих соколов не зря гонял, отбились без потерь. Кроме тех, кто во втором джипе.
А потом — несанкционированный обыск в квартире Шанугина. Хохлов сам опрокидывает на пол ящики, ворошит бумаги, словно ищет что-то конкретное. «Ах, Сема-Сема-Сема…» — И ведь нашли же. И восстановили по шагам всю цепочку. Счета, куда от Пиноккио деньги шли. По какому каналу уходила информация. Много всего другого, чего Бардяеву бы ввек не раскопать. Грузинское дело стало достоянием истории…
Март. Заехали на минутку в Башню — посмотреть, как идет ремонт. Вдруг Хохлов замер и смотрит за окно: самолет на посадку уходит. «Леш, а у нас «Шереметьевские» акции остались еще? Продай их к черту!» — Зачем? Почему? Бес его знает! Продал, конечно, приказы шефа не обсуждаются. Не прошло и недели — алжирский «Боинг» распахивает взлетную, жертвы, компенсации… Только это головная боль уже для новых акционеров…