Обнулись!
Шрифт:
– Э-кхм, кхм, – демонстративно громко Роман прочистил горло, но борзая компания за столиком никак не отреагировала.
Что же, за годы на зоне он уже перестал отождествлять себя с капитаном ФСБ: теперь ксивой не помашешь – надо вразумлять иначе. Но в уме Роман загнул палец – это раз.
Парни продолжали ржать и в перерывах орать друг на друга пьяными голосами.
– Молодые люди, потише можно? – сдерживая себя, спросил Роман из-за стойки.
– Не-е-ельзя! – отрыгнул ему в ответ самый щуплый, бойкий и голосистый.
Вдохнув поглубже, Роман перекрутил
– Э, мля! Фраер бессмертный! Пасть закрой, кому сказал! – Роман с силой опустил кулаки на высокую стойку. Выматерился про себя: от удара заныла старая травма левой кисти.
Парни приутихли и вонзили наглые взгляды в назойливого бармена, тот выглядел действительно одиозно: короткостриженный, небритый, зубочистка во рту, из-под закатанных по локоть рукавов рубашки выглядывали покрытые татуировками жилистые руки.
Любой здравомыслящий человек на их месте бы насторожился и прислушался, но выпитый алкоголь притупил полезные инстинкты.
– Папаша, ты не рамси, лучше пивасика нам принеси, – срифмовал бойкий и все загоготали. – У нас все ровно будет.
Глаз Романа дернулся, но так, что никто не заметил. На проблемный столик с опаской косились завсегдатаи. Нужно было что-то решать.
“Это три, – решил Роман, – прости Господи!"
Он деланно улыбнулся и принялся наливать пиво. Взяв массивные стеклянные кружки в одну руку, на манер подавальщиц на Октоберфесте, он двинулся к столику.
– Кушать подано, – улыбнулся он, после чего кружки с грохотом обрушились на стол, обильно орошая пеной и пивом тарелки с закусками, орешками, а также одежду сидящей троицы.
Как и ожидал Роман, бойкий парень остался сидеть, только выпучил глаза и приоткрыл рот, чем лишь дополнил образ.
Вскочить же попытался быкообразный пацан с действительно квадратным лицом. Роман коротко ударил его ребром ладони по шее и тот кулем опустился обратно. Все произошло так быстро, что ошарашенные дружки и не думали продолжать разборку. А может быть смекнули, у кого в Силу больше вложено, или в Ловкость: попробуй по такому попади.
Остальным посетителям хоть и не было приятно оказаться свидетелями конфликта, но на их лицах читалось молчаливое одобрение действий Романа. Кто-то даже чуть слышно пробурчал:
– Давно пора, распустилась молодежь совсем, вот в наше время…
Пластинин улыбнулся, обвел взглядом зал, успокаивая публику. А паршивцам бросил:
– Деньги на стойку, сами – вон. Три минуты. Три. – Затем достал заткнутую за передник тряпку, бросил на стол и добавил, – вытрите за собой.
В такие минуты прокачанные Разговоры на фене и Вымогательство не казались столь уж бесполезными навыками. Хотя на языке и вертелось слишком много блатных слов, фильтровать которые было, порой, утомительно. Да и вообще, такого же результата можно было достигнуть и другим путем, через Харизму, например, или попросту задавив Интеллектом. Но обходиться приходилось тем, что есть.
Через пару часов люди начали расходиться, пустых столиков становилось все больше и больше, поэтому их по традиции сдвинули в один угол, освободив пространство для танцев. Роман приглушил освещение, включил на ноутбуке заготовленный плейлист и меланхолично наблюдал за редкими танцующими парами и двумя подвыпившими женщинами, которым и кавалеры были не нужны, и музыка не важна.
В кафе вошла высокая женщина на каблуках в белой, в крупную вязку, свободной кофте. Хозяйским взглядом окинула помещение, поздоровалась с парочкой за столиком с тюльпанами, перекинулась несколькими фразами с официанткой и торопливо прошла к стойке.
– Здравствуйте, Роман Павлович!
– Добрый вечер, Стефания… Леонидовна, – ответил Пластинин, чуть смешавшись. Ему нравилась эта интеллигентная женщина, в одиночку, да еще и с ребенком на руках, поднявшая бизнес в таком месте.
– Маша не забегала сегодня? – справилась она о дочери, которая часто заходила в кафе пообедать или просто перекусить, особенно летом, когда на каникулах гостила у мамы.
– Нет, сегодня не было.
– Странно, не могу до нее дозвониться, – пожала плечами женщина.
Они помолчали. Роман ощущал ее беспокойство, но не знал, чем помочь. Кроме того, он сам начал переживать. Когда он видел Машку последний раз? Вчера вечером забегала с подругой. Наверное тусят сегодня где-нибудь. Что еще делать на каникулах после первого курса? Много ли забот? Но девочка она была ответственная, серьезная, вся в родительницу, чего за нее зря беспокоиться? Но попробуй объяснить это матери…
– Ладно, как дела на смене, все в порядке? – спросила Стефания, внимательно посмотрев на Романа.
– Как обычно, – развел он руками.
– Опять кто-то выступал? – В ее глазах Роман прочитал и неподдельную заботу о собственном кафе, и сочувствие к нему. Будь у него Восприятие побольше, он и еще чего-нибудь бы в этом взгляде прочитал… эх!
Роман слегка сморщился, мол, да чего уж там говорить, и непроизвольно потер травмированную руку – и так болит постоянно, а тут еще и ударить ей пришлось.
– Роман Павлович…
– Роман, называйте меня просто Роман, я же не сильно вас старш… – Роман осекся: вечно ляпнет какую-нибудь глупость, а потом выкручивайся. И как теперь можно отшутиться и разрядить обстановку? – А то… а то знаете, у меня от такого обращения седых волос прибавляется каждый раз.
Он натянуто улыбнулся.
– Роман Павлович, – настаивала Стефания, – с одной стороны я вам очень благодарна. Вы и за баром помогаете, и на кухне, и охрана больше не нужна, но… как бы это лучше сформулировать… не бейте, пожалуйста, людей в моем кафе. Я вас очень прошу. Можно же как-то иначе… понимаю, контингент разный, но ведь всегда можно попробовать договориться.
– Так ведь я попробовал, – сглотнул Пластинин. – Три раза…
– Пообещайте мне пожалуйста, что в следующий раз вы попробуете четыре раза, – Роман взглянул в ее внимательные глаза и начал тонуть: два зеленовато-серых озера словно искрились тысячами солнечных лучиков, источая непомерное для таких малюток тепло. Он даже почувствовал его на своем загрубевшем лице.