Обогнувшие Ливию
Шрифт:
Потолкавшись среди чиновников и просителей перед царским дворцом, мореходы выяснили: бывший начальник наемников Навкрат казнен, знаменитый Петосирис, породивший идею Великого Плавания, не у дел. И никто о нем не слышал, умер он или уехал в чужие земли.
Астарт решился на отчаянный шаг. Не сказав никому, вывел из трюма глубокой ночью своего пленника.
— Слушай внимательно, грязный шакал, — сказал он губернатору. — Тебе нет прощения. Но ты все еще жив. И знаешь, почему?
— Ты меня не убьешь, — не дрогнув, ответил губернатор. — Боги не хотят моей смерти.
— Боги! —
Губернатор помертвел. Перед ним стояло ужасное существо в образе человека!
— Я должен встретиться с царем, — сказал Астарт. — Ведь он благоволит к тебе?.. Утром он принимает каких-то греков из Милеты…
Губернатор и на самом деле был большим приятелем фараона. Астарт предстал перед царем.
Трудно было разглядеть за блеском золота, эмали и драгоценных камней живые человеческие черты в новом владыке обоих Египтов. Даже глаза его были похожи на искусное произведение дворцовых ювелиров.
Перед троном стояло много греков. Один из них, чернобородый узкоплечий муж со смешливым выражением лица, посторонился, давая дорогу Астарту. Финикиец совершил все поклоны, которые велел ему запомнить на всю жизнь вельможа-церемонимейстер, и не без волнения произнес:
— Приветствую тебя, великий царь, которого весь Ханаан величает «адон мелаким» — «господин царей». Приветствую и желаю вечности и всех благ твоей стране.
Царь переменил позу. Двойная корона на его голове угрожающе накренилась.
— Дерзец, — с удивлением сказал царь. — Ты принудил великого воина Бехена привести тебя сюда. На что ты надеешься, червь?
— Позволь мне изложить, великий царь…
— Нет! — Царь поднял жезл Осириса и вдруг ткнул им в сторону моложавого лысоголового чистюли из придворных. — Скажи, мой жрец, каков самый мудрый, самый лучший судия на свете?
— Ты, о великий царь! Твое величество! — быстро ответил жрец, словно всю жизнь ожидал этого вопроса.
Царь поморщился.
— Нет.
— Воля богов… — сбавив тон, сказал жрец.
— Скажи, о Фалес из Милеты, — царь показал жезлом на грека со смешливым лицом. — У тебя ведь на все есть свой ответ?
Грек затаенно улыбнулся одними уголками губ и произнес в поклоне:
— Время — вот мудрый судия.
По огромному залу пронесся вздох восхищения. Царь вновь переменил позу.
— Пусть так, — сказал он. — Пусть милетцы попытаются прожить так долго, пока время не решит все их споры. А во всем мире сила судит! И только сила.
По залу пронесся гул восторженных голосов.
— А ты, дерзец-фенеху, какого судию выбираешь?
— Я простой человек, великий царь. Мои жалкие слова не для столь высокочтимых ушей.
— Я хочу знать, какого судию простолюдин считает мудрейшим и лучшим. Говори!
— Сила слепа… а время можно обмануть, — ответил Астарт мрачно, видя, что бьется в глухую стену.
— Время невозможно обмануть, — с мягкой улыбкой возразил Фалес.
— Э! Чушь какая! — воскликнул царь. — Выходит, по-твоему, фенеху, нет мудрейшего судии на свете?
— Выходит, еще нет, великий
— Хватит умничать! — сказал царь. — Пора и позабавиться. — В зале тотчас оживились. — Мой друг Бехен и этот фенеху мечтают увидеть друг друга в гробу. Не так ли?
Губернатор, стоявший за спинкой трона побледнел, но тут же постарался взять себя в руки и даже выдавил на лице что-то, похожее на улыбку.
— Великий царь! — в волнении произнес Астарт. — Позволь вначале изложить мое дело!
— Останешься жив — писцы запишут твое дело, и я решу его. Не останешься — значит великий судия-сила приговорил твое дело к смерти и забвению. Эй, кто там! Раздайте им оружие!
Появились чернокожие телохранители царя. Один из них протянул губернатору Бехену боевой топор и широкий нож. Видимо, знал, чего он хочет. И что-то негромко произнес. Бехен вымученно рассмеялся и поклонился царю.
Астарт попросил меч. Из рук старика-придворного выхватил клюку. Это была крепкая сандаловая палка, увитая амулетами. Царь азартно закричал:
— Что-то новое! Фенеху выбрал палку!
Придворные разбегались по углам зала, а Бехен разминал свои мощные плечи, когда Фалес подошел к ступеням трона и попросил позволения удалиться, ибо не выносил таких зрелищ.
Царь уничтожающе посмотрел на грека.
— Уж эти мне ясноумцы и грамотеи! В ваших жалах не живая кровь, а тухлая вода. Я, пожалуй, прикажу покончить в моем государстве с грамотой и науками. Иначе у меня не будет воинов!
Царь разрешил Фалесу уйти. Астарт проводил взглядом сутулую спину грека и двинулся на раскрасневшегося Бехена.
Поединок был яростный, но не долгий. Астарт выиграл задолго до поединка, поэтому он смог в конце концов ловким ударом отделить топор от топорища и принялся избивать Бехена клюкой. Телохранители царя бросились их разнимать. Кто-то принес новый топор, но губернатор уже не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Почему ты его не убил? — воскликнул царь. — К чему эта странная выходка с клюкой?
— У меня важное дело, — прохрипел Астарт, шумно дыша: — А он — твой друг и губернатор, о великий царь. Но мы потешили тебя со всем нашим старанием…
— Мало, — обронил царь, и аудиенция закончилась. В тот же день царские писцы записали рассказ Астарта о Великом Плавании, придав ему обычную форму прошения. И велели ждать.
Тело кормчего тем временем было приготовлено для погребения и запечатано в саркофаг. Агенор был глубоко верующим хананеем, но это не было насилием над ним. В Финикии считалось верхом роскоши и утонченной моды хоронить близких по-египетски… Вскоре появилась Меред в сопровождении немногочисленных слуг. Она не огласила пристань рыданиями, не царапала своих щек, как этого от нее ожидали. Она заперлась в трюме наедине с саркофагом и провела так несколько дней и ночей. Когда она появилась на палубе, Астарт отдал ей серьгу адмирала. Меред была спокойна. Самообладание? Или сказывалось трехлетнее ожидание? Она заметно сдала со времени Левкоса-Лимена, постарела. Но все же была прежней красавицей Меред, поражавшей своей утонченностью и внутренней силой.