Оболенский: петля времени I. Часть 1

Волопас

— Ты прямо как мой дядя, — вдруг выдал Миша. — Смотришь фильмы для стариков.

Я дернул бровью, но ничего не ответил. Тоже мне, старик. Да я в самом расцвете сил! Духом, а телом и того моложе: правда, «прелести» подростковой жизни придется терпеть по-новой, но я же молод и свеж, как огурчик.

— Ты мне зубы не заговаривай, — брякнул я. — И вы, княжна, тоже. Удумали тут. У меня одно предложение: если помрёт, поедем куда-нибудь прикапывать. А вот если эспер не помрёт…

— А чего ему помирать? — не поняла София,

Я протянул руку и постучал по включенному светильнику, который, наверное, стоил больше, чем все мои органы вместе взятые.

— Я точно не знаю, в чём его способность, но предположительно он вытянул электричество из столовой, еще нескольких комнат и разного рода электроники. Сейчас он без сознания как раз потому что сконцентрировал в себе больше, чем может вынести — он и живой-то только потому что способность может предусматривать какой-то способ выдерживать её использование. И, насколько я заметил, здание общежития довольно большое…

Морозов охнул от испуга и пробормотал:

— Это что, он когда проснётся, второй раз с собой такое сделает?

Я развёл руками.

— Я не знаю. Мы вообще не в курсе, что произошло в столовой. Может, это разовый случай, может, он пытался что-то сделать, а может оно само… Узнать можно только опытным путём.

— Ты! — княжна ткнула в меня пальцем, сделав сердитое личико, будто я должен её испугаться. Забыла что ли, что мы соучастники? — Ты просто нас пугаешь!

— Ага, именно этим я и занимаюсь, — гордо признал я. — Итак, что и кому ты писала? Конечно, ты не настолько глупая, чтобы сообщить кому-то, что притащила в свою комнату бессознательного человека, но…

— А, ну… — София нервно хихикнула. — Но он никому не скажет!

Я смачно выругался про себя, но вслух сдержался: если эти двое примут это за позаволение выражаться при мне ужаснейшим матом, моя жизнь станет ещё хуже чем сейчас.

— Кто? — прошипел я. — Кто никому не скажет?!

Прежде чем София успела ответить, в дверь забарабанили, да так, что она чуть с петель не слетела. Морально я уже приготовился умирать — не то чтобы это правильно, но иногда нужно принимать действительность. В следующий раз вообще не пойду за этим эспером — будь с ним что будет, зато мне легче станет…

— Кто? — крикнула Долгорукая, и в ответ с той стороны раздалось громкое:

— Софка! Открывай, живо!

Этот голос…

— Вася! — взвизгнула София, когда её старший брат собственной персоной таки выбил дверь. Какого чёрта? Почему вокруг сплошные качки? Я тренируюсь с тех пор, как вернулся во времени, но если я врежусь в дверь, сломается скорее какая-нибудь кость в моём теле, чем она!

— Софка, как ты могла! — прокричал Василий Долгоруков, обвиняюще указывая на сестру. За ним в комнату влетела Альбицци — метнулась прямо ко мне, обняла за шею и погладила по голове. Почему-то… я почувствовал себя униженным.

— А я что! Тебе творить всякую чепуху можно, а мне заниматься своими делами нет? Я же тебе говорила, что всяки супер-штучки существуют, и я докажу…

— Да плевать мне на твои глупости! — Василий очень не по-княжески показал Софии язык. Зате он указал на меня рукой. — Софка, этот — мой! Я тебе говорил, покау тебя опилк в голове, к инженерному классу даже не приближайся! Хочешь Ваньку переманить, да? Он умный малый, в твою чушь верить не будет — и вообще, так хитрить, чтобы обработать мою семью…

— Эй, я твоя семья! — закричала София. — Да сдались мне твои придурки! И сам ты придурошный, чем ты вообще заслужил свой статус? Я подошла бы на твоё место гораздо лучше!

…как это превратилось в семейную драму? Неужели у Долгоруковых семейное ести себя так? Вот тебе и будущее имперского дворянства… Сваливать что ли из этой академии? Или из страны заодно?

И это что получается, София рассказала ему всё в таких подробностях, что даже имя моё назвала? С таким человеком в разведку не пойдёшь.

— Я его забираю, — припечатал Василий. Его можно понять… Можно было бы, если бы не то, что он и сам был каким-то психованным.

Лилия подтолкнула меня к двери, помахав Морозову рукой. Он, дурья башка, аж разомлел, не принося совершенно никакой пользы.

— А ты не водись с ней, — обратился ко мне Долгоруков. — Она же совсем того! Мозги всем прожужжала со своими тайными заговорами, мутантами и сверхлюдьми! Папа думал, с возрастом пройдёт, а оно не прошло…

— Дурь твоя с возрастом не прошла! — не оставила это без ответа София.

Странно признавать, что в этом споре права оказалась именно она.

Глава 24

Единственный способ вести себя так, чтобы Василий Долгоруков ничего не заподозрил — это кивать, кивать и кивать, когда он несёт всякую чепуху про то, как инженерный класс «должен смастерить какое-нибудь крутое шоу к дню академии» или вроде того. Будто это вообще наша работа. Лучшее учебное заведение в империи, перед кем мы выделываемся?

Но дело и не в этом. Мне на все эти мероприятия, которые я наверняка прогуливал в свои настоящие юношеские годы (уже и не припомню) плевать с высокой колокольни. А вот эспер, который может и убить парочку оставшихся в женском общежитии идиотов, очень даже меня беспокоит. София… да и чёрт с ней, а вот Мишке, дурному, рано еще на тот свет. Я бы предпочёл как-нибудь без похорон в ближайшее время. Да и сам этот эспер… Может, сделать, как с близнецами? Внушать что-то подросткам наверняка сложнее, да и не имею я особого опыта в таких вещах. То, что Морозов в меня вцепился — чудо, не иначе. Просто характер у него, как у щенка. В этот неизвестный? Если он в своей худшей подростковой фазе… Ну, хорошо, что я в молодом теле, а? Легче пойдёт на контакт и пудрить кому-то мозги. Внушу ему, что я замечательный добрейшей души человек, который хочет ему помочь, а там, может, и получу от нового эспера какую-то пользу.

…иногда мне кажется, что я звучу как какой-то маньяк.

Я отсидел до конца занятий под зорким взглядом Распутина. Пугает он меня, чертовски пугает. Какая-то… аура, что ли, недобрая. Или как это называется? Но только заметишь на себе его взгляд, и сразу появляется какое-то тревожное липкое чувство, аж хочется помыться.

Можно подумать, это как с Ритой Гейман — она у меня тоже ничего хорошего не вызывала. Но это что-то другое, словно не использованная на мне способность, а плохое предчувствие. Будто бы Распутин просто неприятный человек; и ведь он не сделал ничего плохого, чтобы мне так казалось.