Оборона дурацкого замка. Том 6
Шрифт:
Парочка жалящих ударов по ногам и предплечьям заставила исполнителей прекратить извиняться перед Цзяо. Те кланялись как китайские болванчики после каждой снятой тряпки. А немного пинков и несколько угроз принудили невезучую тройку оскорблять собственного патрона в процессе выполнения приказа.
Правда, рот Цзяо все равно пришлось заткнуть.
«Ха-ха, ну не гений ли я?», — Самодовольно думал Саргон, когда последняя тряпка упала на пол и Старший предстал перед ним как в день своего рождения: голый, уродливый, мычащий нечто невразумительное. Во рту торчало его собственное исподнее вместо
"Итак, что может порушить авторитет? Поражение. Или — унижение, как высшая его форма. Унижение наш подопытный познал и ранее, этого все равно не хватит. Нужно изменить мышление бойцов вокруг него. А что может сплотить людей вокруг новой цели?
Мотивация, желание защитить, общие интересы, жизненная цель, долгое знакомство — это все фигня. Оно не работает, вернее, не может работать вот так сразу. Позитив — избыток социальных отношений. Попытка проживания в человеческом улье без массовых жертв после каждой ссоры.
Подходит для игры в долгую, но для меня — бесполезно. Слишком большой срок и временнЫе затраты для такой цели. Тем более, придется действовать на чужой территории.
С другой стороны, негатив способен сплачивать толпу куда сильнее позитива. Школьные издевательства происходят сами собой, сколько бы с ними не боролось общество. Нашему мозгу саванных охотников очень нравится загонять дичь. То, для чего настолько мощный биокомпьютер и был предназначен.
Тысячи лет эволюции, чтоб их. А если дать еще и немного больше мотивации, чем просто буллинг ради буллинга, то все вообще станет радужно и прекрасно. Само пойдет. Наблюдатели рты пораскрывают: «И откуда только взялось?». А все оттуда, из доисторических времен из глубинных инстинктов.
Итак, первое — заставить народ вокруг начать кошмарить Цзяо. Уже хорошо и приятно, многие согласятся, несмотря на страх последствий. Но есть и вторая мотивация, не менее глубинная. Иерархия, доминация, борьба за место под солнцем у разумных приматов.
Издевательство над бывшим альфой. Над тем, перед кем ты пресмыкался. Подобное действо будет иметь особый, пьянящий, почти наркотический привкус победы. Нужно только подождать, пока биологическая основа не вылезет наружу и не заменит собой культурные нормы. А потом «хулиганы» сами войдут во вкус.
Вот это и есть настоящий инструмент объединения людей в группу. Проще только общее преступление, общая пролитая кровь. Недаром мафия так преуспела на своем поприще. Итальянцы вообще знали толк в разделении коллективной ответственности, это еще Макиавелли отмечал в своем «Рассуждении о первой декаде Тита Ливия».
Особенно мне нравится исторический пример, когда влиятельных лиц или вообще городского сеньора разрывала на части толпа, а потом разбирала на кусочки и вывешивала фрагменты на окрестных улицах. Проявление кровожадности? Отнюдь! Всего лишь прагматизм.
Ведь если какого-нибудь плохого итальянского герцога убьет кто-то один из толпы — то бунтаря казнят. Все об этом знают, поэтому толпа испугается наказания и не решится действовать. Если только совсем уж не довести, что случается невероятно редко. Пожалуй, из примеров на ум приходит только французская Фронда. Но вернемся к
Преступления против сильных мира сего обычно наказывают очень быстро и очень жестко. Во избежание. Однако их местное «пополо минуто» все же придумало способ, как избежать ответственности. Например, если вместе, дружно разорвать чье-то тело на сувениры, растащить по фрагментам, вовлечь в действо весь город, то наказывать вроде как и некого.
В одном квартале нога висит, в другом голова топорщиться, в третьем кишки на оливу намотали. И как в России — косяк есть, виноватых нет. Не станет же следующий правитель вырезать целый город? Кем тогда править?
Вот такой вот механизм саморегуляции, не дающий южным владетелям слишком уж зазвездиться. Правда, потом интересная практика позабылась, но может оно и к лучшему. Хотя я бы посмотрел. Чисто умозрительно.
Эдак ежели взять губернатора коррупционного, да на волне гнева народного показать ему все проблемы городские. Причем одновременно. Одна нога здесь, у огромной ямы на проезжей части, другая там — возле стаи бродячих собак. В общем, или грудь в крестах, рядом с незаконно построенной церковью вместо парка. Или голова в кустах, напротив ветхой горбольницы или переполненной школы.
Поступи так раз, другой, глядишь и проблемы бы все решились. А дети ещё спрашивают, зачем читать классику? Вот за этим. Умные люди давно придумали ответы на все вопросы. Важно только правильно ими воспользоваться. Разумеется, все это гипотетически и в какой-нибудь радужной, умозрительной стране. В государстве Платона, ага".
Пока Саргон мечтательно улыбался и с торжествующей улыбкой пялился на голого мужика, десятник с цветочным именем Баожей дошел до кондиции. Испуганные новобранцы проявили инициативу, принялись раздевать и его, на что здоровяк орал, рвался, а потом принялся ломким голосом умолять попаданца от снисхождении. Тот вовремя очнулся, повелительно махнул рукой. Мужика освободили.
— Третий раз спрашивать не буду, — Буднично сказал Саргон. Баожей угрюмо кивнул, поправил полы халата, заново завязал пояс, затем поклонился. Глубоко, но не униженно. Как Старшему.
— Хорошо. Вот твоя палка, — Ему подали палку, — Отлупи нашего дурачка по заднице. Или по спине. Можешь по ребрам. Мне без разницы. Учти: будешь сдерживаться — встанешь рядом.
Да, таков оказался коварный план Саргона. Голый человек уязвим. Более того, одетый человек чувствует перед голым некое преимущество. Особенно, когда последний в настолько униженном положении. Еще один кирпичик на весы подчинения бойцов. Так им будет проще исполнить новую команду.
А именно: как можно дольше, но без убийств ломать десятника. Не обязательно через удары: можно плевать, щипать, давить и так далее. Главное — чтобы отметился каждый. Отметился и почувствовал над ним свою власть. Сложно чувствовать себя лидером перед людьми, макающими тебя головой в унитаз или избивающими после школы. О последнем Саргон знал не понаслышке. Но никогда не стремился воплотить такой сомнительный опыт. Пусть даже и с другой стороны.
Баожей бил слабо. То есть, удары звучали как надо, Цзяо кряхтел и гневно вращал глазами, но все равно десятник мог отлупить бывшего патрона куда сильнее.