Оборона Перуштицы
Шрифт:
разгула на грудах поверженных тел!
Шрапнель разрывается над колокольней,
а дети и девушки плачут невольно.
Их матери, не совладавши с собой,
забились о камни стены головой
и падали тут же. Другие, седея,
детей удушают рукою своею.
Поднялся тут Кочо — простой чоботарь,
борец обессилевший — старый бунтарь.
Красавицу Кочо зовет молодую,
жену свою с сыном: «Что ж, гибели жду я!
Гляди, что творится... Нас худшее ждет...
Ты все понимаешь? Настал наш черед...
Готова ль ты к смерти?» И мать побледнела.
Лобзанье горячее запечатлела
на лобике детском: «Готова, рази,
но вместе со мною его ты пронзи!»
Заплакал навзрыд ее малый ребенок,
и Кочо увидел, как будто спросонок,
головку ребенка, кровавый клинок,
«С тобой пусть уходит любимый сынок!»
Кровь мальчика с матери кровью смешалась.
И Кочо сказал: «Сил немного осталось,
с собой совладаю — меня им не взять!»
Руками двумя крепко сжав рукоять,
он в сердце направил булатное жало,
а верное сердце унынья не знало,
он пал, побеждая тревогу и страх,
с кинжалом в груди, без испуга в глазах.
И воплями храм сотрясали невесты,
стеная от ран, погибая в бесчестье.
А бог со стены сквозь клубящийся дым
глядел, неподвижен и невозмутим.