Оборотная сторона медали
Шрифт:
— Со своей стороны, буду рад присоединиться, — отозвался Стивен. Так и было, Дандас ему нравился, он не завтракал из-за проклятого рундука, и, несмотря на беспокойство, чувствовал волчий аппетит.
— Полагаю, вы вскоре отплываете в Северную Америку? — поинтересовался Мэтьюрин, когда они перешли к яблочному пирогу.
— В понедельник, если позволят погода и ветер, — ответил Дандас, — завтра я должен попрощаться.
— Вы не сопроводите меня в курительную комнату? — спросил Стивен, но когда они туда пришли, увидел, что там слишком много людей, поэтому сказал: — Все дело в том, что я хочу переговорить с вами наедине.
Дандас прошел наверх, подвинул ему стул.
— Полагаю, вы что-то задумали.
— Думаю, мы можем оказать Обри серьезную услугу. Я разговаривал с человеком, в котором полностью уверен. Он хочет отправиться в Канаду, а взамен сообщит мне информацию огромной ценности, касающуюся Джека, — отвечая на сомнение и неудовольствие, промелькнувшие на лице Дандаса, Стивен продолжил: — Это все звучит невероятно наивно, согласен, но я связан договором о неразглашении и не могу сообщить все детали, которые вас убедят, но, по крайней мере, могу показать вот это.
Стивен вытащил из кармана "Синий Питер", развернул и подставил под солнечный зайчик.
— Что за удивительный камень, — вскричал Дандас, — разве это не сапфир?
— Это голубой бриллиант Дианы, — пояснил Стивен, — как вы помните, она находилась в Париже, когда меня и Джека посадили в тюрьму. Передачу бриллианта связана с нашим побегом, хотя его и пообещали потом вернуть. Человек, с которым я говорил, передал мне его сегодня утром, сейчас он на пути в Хартвелл. Я говорю все это, чтобы вы поняли хотя бы одну из причин, почему я доверяю его слову и серьезно воспринимаю все им сказанное. Ничто не мешало ему оставить этот камень себе, но он вернул его мне без каких-либо условий.
— Это просто невероятно огромный бриллиант, — заявил Дандас, — не думаю, что видел что-либо лучше, разве что в Тауэре. Должно быть, он стоит целого состояния.
— Вот что так впечатляет: человек намеревается начать новую жизнь в Новом Свете и отдает такое невероятно компактное сокровище. Он не будет говорить впустую.
— Вы знаете, почему он хочет отправиться в Канаду?
— Я бы не стал просить вас взять его на борт, если бы он был обычным преступником, бегущим от закона. Нет, он просто устал от недоверия коллег, разногласий, притворства и хочет скрыться быстро и не оставив следов.
— Он француз, как я понимаю, раз направляется в Хартвелл.
— Не уверен. Он может оказаться уроженцем прирейнских областей. Но, в любом случае, он не бонапартист, это я могу гарантировать.
— А вы не думаете, что достаточно обещания взять его на борт при условии, если его информация окажется полезной Джеку?
— Нет.
— Да, полагаю, что нет. Но какими же простаками мы будем выглядеть, если... — Дандас походил взад-вперед в раздумьях, а затем произнес: — Полагаю, следует его взять. Напишу Бутчеру записку, чтобы его приняли в качестве моего гостя. К счастью, у нас есть свободная каюта — у нас не будет штурмана, пока не прибудем в Галифакс. Он говорит по-английски?
— Да, очень хорошо. Так сказать, бегло, но учил его у няни-шотландки, а потом у шотландца-гувернера, так что это северо-британский диалект. Не то чтобы он невразумительный или невнятный — в нем есть некий дикий архаичный шарм, и только тончайший слух различит иностранный акцент. Это спокойный, доброжелательный джентльмен и, скорее всего, весь путь будет оставаться в каюте, поскольку моряк из него никакой.
— Тем лучше. Это противоречит служебным инструкциям, знаете ли, он же иностранец.
— Также против инструкций брать на борт юных леди, как иностранок, так и соотечественниц, но, как я знаю, такое происходит.
— Ладно, — согласился Дандас, — давайте спустимся и найдем перо и бумагу.
Весь следующий день доктор Мэтьюрин размышлял над своими поступками, совершенными и предстоящими. С точки зрения профессиональных стандартов — невероятное безрассудство.
С персональной точки зрения — тоже совершенно недальновидно. Он компрометировал себя так сильно, как это вообще возможно, и подставлялся под серьезные обвинения. Действия Стивена выглядели преступными и на самом деле содержали состав тяжкого преступления. Он полностью полагался на чутье, но интуиция его вовсе небезупречна. Иногда она следовала за желаниями и в прошлом болезненно подводила Мэтьюрина. Он подбадривал себя, время от времени поглядывая на прекрасный бриллиант в кармане, словно на талисман.
День он провел в турецких банях Ковент-гардена, где его хилое тело истекало потом в самом жарком зале до тех пор, пока оставалось чем потеть.
"Интересно, а Дюамель пунктуален? — мучился Стивен, сидя в вестибюле "Блейкс" так, чтобы видеть вход и стойку швейцара, — много ли внимания он уделяет времени?"
Ответ последовал еще до того, как часы до конца отбили шесть — Дюамель появился на ступенях со свертком в руках. Стивен встретил его раньше, чем агент успел спросить доктора Мэтьюрина, и отвел наверх, в длинную комнату с видом на Сент-Джеймс-стрит. Дюамель будто бы поседел еще сильнее, но лицо сохраняло бесстрастное выражение, и внешне он полностью владел собой
— Я договорился, что "Эвридика" доставит вас в Галифакс. Вам нужно подняться на борт до понедельника. Путешествовать будете как гость капитана. Он близкий друг капитана Обри. Я дал понять, что вы до определенной степени связаны с Хартвеллом, но предельно искренне советую оставаться в каюте под предлогом морской болезни и как можно меньше говорить. Вот записка, по которой вас пустят на борт. Как видите, я сохранил имя Дюамель.
— В общем, я его и предпочитаю — одной сложностью меньше, — ответил Дюамель, принимая записку. — Я очень благодарен вам, Мэтьюрин. Думаю, вы не пожалеете.
Агент осмотрелся. В дальнем углу комнаты пожилой член клуба задумался над "Парламентскими дебатами" с лупой для чтения.
— Можете говорить вполне свободно, — заверил Стивен. — Этот джентльмен — англиканский епископ, да еще и глухой.
— Хм, англиканский епископ. Несомненно. Как я рад, что мы расположились именно в этой комнате, — добавил он, бросив взгляд в окно. Он собрался с мыслями и продолжил: — Как бы мне начать свой рассказ? Имена, имена — вот одна из проблем. Я не уверен в именах трех людей, о которых планирую сообщить. Мой корреспондент в Лондоне пользовался фамилией Палмер, но это не его подлинное имя. Хотя он во многих отношениях был способным сотрудником, это его выдавало: не всегда сразу или естественно отзывался на собственный nom de guerre [52]. Второе имя вам знакомо — Эндрю Рэй. Довольно долго я его знал как мистера Грея. Но он плохой агент, и как-то раз, напившись, выдал себя. Он паршивый шпион, и по правде, Мэтьюрин, я удивляюсь, почему вы не разоблачили его на Мальте.