Обострение чувств
Шрифт:
И тут случился кошмар.
За поцелуями и объятиями они забыли обо всем на свете. А потом… потом Тане вдруг показалось, что на них кто-то смотрит, и внутри у нее все заледенело. Она дернулась и приподнялась в кровати – и у нее возникло ощущение, что ожил и воплотился наяву ужасный сон: у входа в комнату в кожаной куртке и с пистолетом в руке безмолвной статуей командора стоял Миша Беркут и глядел на нее и Диму с нехорошей ухмылкой. Глаза его горели безумным огнем. Боже мой, Миша Беркут! Ее непреходящая радость – в первые четыре месяца их знакомства – и ее страдание в последние два…
Боже, Беркут! При виде его Таня
Таня с ужасом смотрела на вечернего гостя. Дима тоже рывком приподнялся в кровати.
– Вот вы и попались, голубчики! – с мазохистской улыбочкой проговорил Беркут. – Я так и знал, так и знал… Хана вам, ребятки… любовнички… – Он вытянул в направлении кровати руку с пистолетом и громко произнес: – Пуф! Пуф!
Таня с Димой непроизвольно дернулись, и Михаил рассмеялся тяжелым, безрадостным смехом.
«Ох, а ведь и правда Беркут сейчас выглядит совершенно безумным! – пронеслось в мозгу у Татьяны. – Но что же делать? Что делать? Оправдываться? Бесполезно. Объяснять, что он сам, своими руками, толкнул нас с Димой другу к другу в объятия? Тоже бессмысленно… Э-эх, и пистолет у Полуянова забрали…»
– Слушай, мне просто интересно, а сколько сейчас стоит убить человека? – вдруг спросила девушка, обращаясь к бывшему своему возлюбленному, и голос ее звучал, к собственному Таниному удивлению, спокойно. А в мозгу неслись обрывки мыслей: «Надо говорить с ним… надо тянуть время, постараться войти в контакт, успокаивать своей интонацией… умиротворять… Не зря же я на психфаке училась… Хоть никогда не практиковала, но должны же были меня там чему-то научить?»
Беркут опять криво усмехнулся. Но, слава богу, отозвался, а не выстрелил:
– Сколько стоит убить? Недорого, моя лапочка. Должен тебя огорчить, ты стоишь совсем недорого – даже в компании со своим любовничком…
И тут Таня неожиданно спросила совершенно обыденным тоном:
– А что, на улице дождь?
– Что? – в первый момент не понял вопроса Беркут.
– Ты весь промок – куртка вся, и волосы… Пешком от станции шел?
«Он даже, похоже, не взял машину напрокат – как всегда делал, когда в Москву прилетал. Не знаю почему, но, кажется, это плохой признак».
Краем глаза Таня глянула на Диму. Тот весь напружинился, готовился к броску. Девушка еле заметно дернула головой: мол, пока не вздумай.
«Если они сойдутся врукопашную,
На ласковый Танин вопрос Беркут рыкнул:
– Не твое собачье дело!
Однако агрессии в нем явно поубавилось.
Таня – бешеный выброс адреналина обострил восприятие – будто воочию видела, как в Беркуте борются два начала: одно – безумное нетерпение маньяка спустить курок и со всем поскорее развязаться, в том числе и с самим собой, потому что ничего уж ему не останется больше делать, когда он убьет Таню с Димой обоих, кроме как застрелиться самому. Но вторая его половина, еще оставшаяся человеческой, тянула и медлила, цеплялась за жизнь – и тем давала жертвам шанс на спасение.
– Слушай, а сказать про Надю ты хорошо придумал, – проговорила Таня будничным тоном, словно хвалила своего возлюбленного, что тот в магазин сходил.
– Тебе понравилось, да? – опять осклабился Беркут. – Я тем наркошам так и велел, чтобы сказали. Для того чтобы твой любовничек тоже помучился…
«Ну и дурак же он… Толкнул Димку в мои объятия! Дважды толкнул! Да откуда он вообще взял, что между мной и Полуяновым что-то есть? Боже мой, неужели сайт френдс-ру ему „нашептал“? Та наша фотка на аэродроме в обнимку? Правильно мне, значит, советовали знающие люди: не надо на „френдах“ своих следов оставлять – можешь получить большие неприятности. Вот и получила – идиот Беркут на ровном месте такую кашу заварил… Спросить бы его, как он от одной фотографии с дружеским объятием дошел до мысли, что мы с Димой любовники? Но… И так все ясно. А его сейчас не надо бередить. Вопрос будет для Беркута слишком горячим. Не буду наступать ему на больную мозоль. Надо о чем-то близком ему… родном… чтобы заставило его остаться, а не уйти, прихватив с собой на тот свет нас…»
– А на юге, наверное, уже совсем тепло… – мечтательно проговорила Таня. – Персики зацвели?
– Персики! – пренебрежительно воскликнул Беркут.
«Конечно, что значат какие-то там персики по сравнению с его бешеной страстью ко мне – в сравнении с величием того, что сейчас произойдет? Ну, еще одна попытка».
– Как сестренка?
И в этот момент Миша по-настоящему откликнулся – человеческое внутри него впервые за весь разговор вышло на передний план, отодвинув безумие. Он засветился теплой улыбкой:
– Взрослая уже. Скоро в школу пойдет.
В тот же миг вдруг раздался выстрел…
Таня непроизвольно дернулась, но боли не было. И Дима рядом тоже лежал весь бледный, но живой и не раненый. А вот Беркут… Он заорал – дикий, звериный его вопль, вопль неудачника, разнесся по комнатам старого дома… Правая его рука, державшая пистолет, вдруг бессильно повисла, а оружие грохнулось на пол. И неожиданно комнату заполнили люди – крепкие парни в черном, в масках и бронежилетах. Они мгновенно уложили Беркута на пол, заломили ему за спину обе руки – и здоровую, и окровавленную, застегнули наручники, куда-то увели…