Обратная сторона Японии
Шрифт:
Новорожденного передают бабушке на руки. Семья усаживается на скамейку перед площадкой с алтарем, куда торжественно всходит каннуси. Священник узнал у родителей имя ребенка – Фусатаро – и, обратившись к алтарю, принимается негромко читать молитву норито, иногда делая по два хлопка в ладоши: так принято обращать на себя внимание синтоистских богов – ками. Затем он приглашает на свое место родителей мальчика и, пока они еле слышно обращаются к духам, сидит в стороне, беззвучно шевеля губами, читая норито.
Молитва заканчивается, родители возвращаются к ребенку, священник принимает из рук служки подарок от храма и, произнеся пару формальных фраз, вручает его одному из дедушек, после чего с достоинством удаляется. Заметно волновавшееся до церемонии, которая, кстати, длилась всего около 15 минут, семейство наконец расслабляется. На лицах появляются улыбки, и счастливые родители неспешно отправляются к автомобилю, принимая по пути поздравления прохожих, – их сын известен теперь духам этих мест, и одним настоящим японцем в этом мире стало больше.
Охотники на овец
Восемь-девять-три
Именно так звучит по-русски слово «якудза» в буквальном переводе с японского. Неудачная комбинация в популярной карточной игре дала название одной из самых удачных сторон японского бизнеса – теневой. При этом сама японская мафия – якудза – известна, помимо всего прочего, и тем, что не особенно скрывается от полиции. В ежегодной «Белой книге» Главного полицейского управления страны с точностью до нескольких десятков человек приведены данные о количественном составе различных группировок, сфере их деятельности, известны их главари – оябуны, адреса и телефоны офисов. Но не стоит думать, что по улицам Токио мафиози расхаживают чуть ли не с табличкой на груди «Я – бандит». Япония – высокоразвитая капиталистическая держава, пропагандирующая либерально-демократические ценности в американском духе, и быть преступником здесь почти так же нехорошо, как и в любой другой стране. В то же время около 80 тысяч якудза, объединенных в две с лишним тысячи группировок, нуждаются во всемерной легализации своей деятельности. Их бизнес тесно связан с участием в экономической жизни страны, в деятельности крупнейших предприятий, особенно строительной отрасли, им нужны официальные контакты с полицией, миграционными службами, чиновниками и депутатами всех уровней, с прессой и издательствами – с обществом, в котором они живут. Для легализации таких контактов и придания себе социального веса нередко создаются общественные объединения, клубы, спортивные общества, особенно часто – молодежные союзы, носящие маску воспитателей юного поколения в «патриотическом» духе. Их членами, за малым исключением, становятся кобуны – рядовые бойцы, сятэй – «бригадиры» и даже авторитеты – оябуны. Частенько в названиях таких «молодежных лиг» присутствует и национальный колорит. Это может выражаться в наличии всего лишь одного иероглифа в названии – «восточный», но отражает традиционную для японских правых паназиатскую геополитическую ориентацию, а в последнее время нередко и противопоставляется официальной – проамериканской – ориентации японского общества. Неудивительно, что, получив несколько приглашений от новых японских знакомых и друзей на проводы года старого – события для японцев более значимого, чем приход Нового года, мы решили узнать, как провожают минувшее в самом, пожалуй, необычном японском коллективе.
«Лига», пригласившая меня на свои проводы старого года – Бонэнкай, отличается от многих ей подобных наличием идейного вдохновителя – Сэнсэя (Учителя). Невысокого роста человек в «диктаторского стиля» френче и с приветливой улыбкой на устах говорит как минимум на пяти языках, хорошо разбирается в тонкостях азиатского национализма и имеет большой опыт практической «работы». Он успел поучаствовать во многих конфликтах в Восточной Азии, в том числе в известных событиях на площади Тяньаньмэнь в Пекине и в партизанской войне в Бирме в 1991–1992 годах. Дополнительный авторитет ему придает близкое родство со знаменитым японским ультранационалистом довоенных времен, основателем влиятельного националистического союза Кокурюкай, и еще более известным писателем Юкио Мисимой, избравшим харакири для сведения счетов с жизнью. Как и для некоторых других из 30 человек, входящих в ядро организации, работа в «Лиге» для Сэнсэя не основная. В «миру» он отличается от обычных японских граждан лишь наличием «шестисотого» «Мерседеса» с левым рулем и манерой одеваться, абсолютно не свойственной японским клеркам. Его облик разительно меняется лишь в праздники, когда он участвует в публичных мероприятиях «Лиги» или устраи вает уличный митинг прямо перед своим домом. Соорудив импровизированную трибуну и взяв в руки мегафон, он сгоняет с лица совершенно безуховскую улыбку и, потрясая кулаком, требует от японской молодежи стать решительнее и избавиться от американского влияния.
Интересно, что именно умение выдерживать своеобразный стиль в одежде выделяет якудза из довольно безликой сине-черной японской толпы, не знакомой в большинстве своем с понятием комбинаторности в подборе одежды, известным нам по фильму «Служебный роман». Находясь в зале для приглашенных на Бонэнкай гостей, я думал о том, что медальное выражение лиц сидящих вокруг меня людей совершенно неизвестно большинству иностранцев, живущих в Японии подолгу, но привычно любителям гангстерских боевиков Китано: эти люди – якудза. Они разительно непохожи на вечно растерянных японских клерков с вечно открытыми ртами и вздыбленными чубами. Большинство присутствующих оказались либо вообще лысы (у некоторых на сверкающем черепе синели татуировки в виде драконов или свернувшихся на темени змей), либо густо набриолинены. Вкупе с обилием кожаных пиджаков и суровыми взглядами из-под насупленных бровей все это создавало у меня впечатление участия в съемках фильма «Такси-2» – настолько похожи казались на его героев мои соседи по столикам.
Впрочем, те, кто выглядит совсем уж «по-якудзевски», – скорее всего молодые гангстеры, только что выбившиеся из «шестерок». Когда в зал входили новые гости, они резво вставали всем столом, демонстрируя вошедшему свое уважение и одновременно показывая свой низкий ранг, – все остальные продолжали сидеть. «Бригадиры» и другие «старшие товарищи» гораздо более свободны в выборе одежды. Двое пришли в ядовито-сиреневых костюмах, один гордо демонстрировал белоснежную «тройку». Хозяин Бонэнкая – четвертый по счету глава Организации («первый среди равных», как демократично-уважительно представили нам оябуна коллеги) – был одет подчеркнуто просто: в коричневых тонов пару, белую рубашку в тонкую зеленую полоску, неброский галстук. Лысый, в стильных очках, с небольшой аккуратной бородкой, он выглядел импозантно и был чрезвычайно активен и дружелюбен. Молниеносно реагируя на реплики почетных гостей, оябун быстро и точно передвигался среди них, деловито перекидываясь с каждым парой фраз, – настоящий светский лев с элитарной тусовки. Он оказывался настолько стремителен, что порой отрывался от двух среднего роста молодых телохранителей, тоже, впрочем, лишенных всякого намека на «быковатость». Лишь один из них приковывал к себе внимание густым загаром явно солярийного происхождения. Как и оябун, телохранители едзимбо были одеты строго, просто и не «по форме»; остальные представители «Лиги» сегодня пришли в одинаковых черных костюмах, белых рубашках и таких же белых галстуках (после окончания официальной части старшие бойцы эти галстуки снимут и заменят на менее официальные). Многие из присутствующих наводили на мысли о кино еще и манерой сидеть «по-шерифовски»: широко раздвинув ноги и упираясь в одно бедро кулаком. У одного из гостей при этом из рукава пиджака высовывалась сверкающая камнями запонка размером с половину спичечного коробка, а на одном из уцелевших пальцев красовался перстень с непомерной величины бриллиантом. Когда этот гость доставал сигарету, чтобы закурить, четверо бандитов одновременно вскакивали с мест и, почтительно склонившись, протягивали ему зажигалки.
Пальцев, особенно мизинцев, не хватало у доброй половины присутствующих. У некоторых – по два-три. Видимо, это особенно своенравные бойцы, вынужденные за свою несанкционированную лихость не раз извиняться таким образом перед оябуном. Один из сидящих рядом со мной «бригадиров» оказался лишен сразу двух пальцев на левой руке. Он «в авторитете»: однажды застрелил двух противников, отсидел восемь лет из полученных пятнадцати, освободился досрочно и снова приступил к делам. Правда, они не всегда идут так, как надо. «В Хабаровске, – рассказывал он мне, – ничего не удалось развернуть. Нельзя так работать: пьют с самого первого дня и так, что утром не встать». Впрочем, «Лига» не теряет надежды на перспективное «сотрудничество» с Россией: некоторые бойцы учат русский язык, а один с этой целью даже поступил в МГУ.
После того как все гости собрались, начался «парад бригад», когда они, проходя в главный зал, выслушивали поздравления от стоящих в строю хозяев вечеринки. Вместе с бригадами в зал прошествовали и одиночные гости: депутаты, чиновники, полицейские в штатском, издатели престижных журналов и мы – единственные иностранцы на этом мероприятии. Своим присутствием мы вызывали естественное, но тщательно скрываемое удивление и любопытство. На фуршете, во время которого приглашенные артисты (один манерой исполнения до дрожи напомнил Кобзона) пели трогательные песни в стиле энка – что-то вроде «Я к маменьке родной с последним приветом…», некоторые изрядно «поддавшие» гости подходили ко мне знакомиться. Узнав, что в прошлом я был офицером кутэйдан – воздушно-десантных войск, предлагали поучаствовать в бизнесе: девочки, крабы, экстази. Один из новых знакомых преподнес странную визитку: «Токийская ассоциация помощи детям, оставшимся без родителей в результате военных действий». Снова вспомнился Остап Бендер с его идеей помощи сиротам, но визитку я бережно спрятал, тем более что ее владелец заодно подарил мне заколку для галстука в виде японского флага. Сувенир оказался к месту: помимо того что сиротская заколка подошла к моему галстуку, она придала мне недостающей официальности и резко снизила количество недоуменных взглядов. Я и сейчас изредка, когда хочу шокировать японцев, надеваю ее на японские приемы. Иногда – вместе с подаренным мне позже шелковым белым галстуком ручной работы с изображением горы Фудзи, обсыпанной стразами – такого галстука нет даже у моих знакомых бригадиров.
Главный официальный пункт программы – поздравления от приглашенных почетных гостей. Одетый в традиционное кимоно и гоголевский плащ с пелериной, потрясающий зажатой в руке половиной старинного лука, обмотанной шелковыми шнурами, глава одной из крупнейших в мире федераций карате выкрикивал лозунги о «единой Японии» и недопустимости пребывания на «божественных островах» всякого «материкового сброда». Вскоре я увидел его дающим интервью в Москве, куда он прибыл как лидер спортивного движения и преуспевающий бизнесмен. Он и сейчас время от времени бывает в России. Говорят, что приезжал как-то в качестве третейского судьи, чтобы развести наших «пацанов», представляющих противоборствующие федерации карате.
«Спортсмена» сменил тоже хорошо известный в Москве и издавший в России свою довольно интересную книгу буддийский священник. Этот был более сдержан, даже сказал пару слов о духовности, но в главном сошелся во мнении со своим харизматичным предшественником. Оба особенно много говорили о тяжелом экономическом положении страны и необходимости объединения «левых» и «правых» ради подъема экономики, критиковали «испорченную» молодежь, поминали корейцев: злых – северных, похищающих японских граждан, и коварных – южных, опережающих Японию в экономическом развитии. Вышел на сцену и бандитского вида крепыш, немного опоздавший и с удивлением обнаруживший, что стойку для микрофона уже унесли. Подбежавший телохранитель, согнувшись в 90-градусном поклоне, минут пятнадцать держал микрофон перед боссом, пока тот, упершись руками в бока, говорил все о том же экономическом кризисе, молодежи, вездесущих корейцах…