Образ смерти
Шрифт:
Он задумчиво надул щеки, выпуская воздух.
– Послал бы тебя к нему.
– В таком случае мне пора идти.
Рорк проводил ее взглядом. Вернувшись к своей рабочей станции, он разделил экран и вывел на одну половину изображение с ее камеры. Теперь он мог видеть то, что видела она, слышать через наушник то, что она слышала.
Придется этим удовольствоваться.
Ева начала со второго из найденных им адресов. Частный дом, вероятность выше. Пока на второй половине экрана шел поиск, Рорк сосредоточил все внимание
Когда дверь Еве открыла молодая женщина с годовалым ребенком на руках и щенком, тявкающим у ног, Рорк с облегчением перевел дух. Вероятность сразу упала до крайне низкой.
Но он оставил ее на разделенном экране, когда она вошла, огибая щенка, которого женщина прогнала от двери.
Обрывки ее разговора с женщиной доносились до него, пока сам он сосредоточился на своей работе. Все, что женщина говорила Еве, подтверждало официальные данные по недвижимости. Семейный дом, принадлежащий младшему сотруднику солидной фирмы и его жене, домохозяйке. У них было двое детей и брехливый терьер.
– Здесь ничего, – сказала Ева, выходя из дома, и двинулась к своей машине. – Еду по второму адресу. «Хвоста» не вижу.
Ей было холодно. Ей было так страшно холодно! Это, наверно, от шока, сказала себе Ариэль. В кино, когда люди впадали в шок, их накрывали одеялом. Разве не так?
Отдельные части ее тела онемели, и она не знала, радоваться этому или нет. Может быть, эти части ее тела уже омертвели? Она знала, что потеряла сознание, когда он причинил ей боль во второй – или это был третий? – раз.
Но потом он что-то сделал… он что-то такое сделал, отчего она вернулась обратно – прямо в кошмар. Некая страшная сила ударила ее, словно ослепительно яркий разряд электрического тока.
Рано или поздно он не сумеет ее вернуть. Часть ее души желала этого, молила об этом, но Ариэль задушила и похоронила эту часть своей души – слезливую, трусливую, желавшую сдаться.
Кто-нибудь придет. Она останется жива, а потом кто-нибудь придет и спасет ее.
Когда он вернулся, ей захотелось закричать. Ей хотелось кричать до тех пор, пока ее громкий крик не обрушит все эти стеклянные стены. Пока он сам не рухнет от ее крика. О, как она представляла себе эту картину! Пусть эта его пухлая добродушная физиономия разобьется вдребезги вместе со стеклянными стенами.
– Можно мне… Пожалуйста, можно мне немного воды?
– Нет уж, извини, но это не по правилам. Это не разрешается. Ты получаешь жидкость внутривенно.
– Но у меня горло пересохло. А я надеялась, что мы могли бы еще немного поговорить.
– Ты надеялась?
Он подошел к своему подносу. Ариэль не позволяла себе смотреть, боялась взглянуть, что он выберет на этот раз.
– Да. О музыке. Что за музыка сейчас играет?
– О, это Верди. «Травиата». – На минуту он закрыл глаза и принялся взмахивать руками, как дирижер. – Изумительно, не правда ли? Какая страсть! Это так волнует!
– А ваша… ваша мать
– Да, конечно. Это была ее любимая партия.
– Вам, наверно, было так тяжело, когда она умерла. У меня была подруга, ее мать покончила с собой. Для нее это было так ужасно! Это… это так тяжело – понять, как человек может быть настолько одинок, несчастен, потерян, что смерть кажется ему выходом.
– Но ведь на самом деле так оно и есть! – оживился он. – Смерть – это выход. В конце концов, это единственный ответ для нас для всех. – Он подошел ближе. – Именно об этом все мы просим, когда приходит наш час. Она просила о смерти. И ты попросишь.
– Я не хочу умирать.
– Захочешь, – сказал он. – Как Она захотела. Но ты не волнуйся, я дам тебе этот ответ, как дал его Ей. Тебя, как и Ее, ждет подарок.
В наушник пробивались обрывки других разговоров: группы, работавшие на выезде, докладывали обстановку. Рорк пил кофе и упорно, методично соскребал слой за слоем со старых записей, выжимал кусочки данных и пытался сложить из них ответы на вопросы.
Во втором здании был подвальный этаж. Прекрасно понимая, что шансы невелики, Ева все-таки прошла его из конца в конец.
Нет, этот дом не в его духе, решила она. Слишком современный, слишком уродливый, слишком людный. И охраны слишком много. Вряд ли возможно протащить сюда запуганную до смерти или находящуюся в бессознательном состоянии женщину, не побеспокоив соседей.
И все-таки Ева опросила соседей, показала портрет Лоуэлла.
«Что, если я ошибаюсь? – спросила себя Ева. – Может быть, он вовсе не работает в городе? Может, он купил этот проклятый дом в пригороде, а Манхэттен использует только для охоты и предъявления тел своих жертв? Сколько времени потрачено на поиски нужного здания среди тысяч других! Вдруг он убивает женщин на каком-нибудь ранчо в Уайт-Плейнс или Ньюарке?»
Ева вернулась к машине и забралась на водительское сиденье. Надо будет подъехать к магазину «Ваш праздник», к квартире Гринфельд. Может, она что-то пропустила? Может, все они что-то пропустили. Надо будет еще раз осмотреть дом и место работы каждой жертвы.
Влившись в поток движения, Ева доложила о своих намерениях на базу.
– Таким образом я продержусь на улице еще несколько часов. На открытом месте, без сопровождения. И это будет выглядеть именно так, как есть на самом деле. Как будто я гоняюсь за собственным хвостом.
– Я нашел еще один вариант, – сказал Рорк. – Когда-то это была фабрика по выпуску швейных машинок в Сохо, переделанная в многоквартирный дом в конце двадцатого века. У меня есть сведения о том, что это здание использовалось под казармы во время Городских войн. Оно сильно пострадало. Потом было отремонтировано и снова стало многоквартирным домом в самом начале тридцатых.
– Ладно, я проверю. Давай адрес. – Ева задумчиво поджала губы, когда Рорк продиктовал адрес. Она проехала с запада на восток, а теперь для проверки адреса в Сохо придется опять возвращаться на запад. – Пибоди, ты слышишь?