Образование единого Русского государства
Шрифт:
Национальное пробуждение времен Дмитрия Донского связано с развитием интереса к прошлому, к истории Руси. Этим объясняется реставрация древних архитектурных памятников (Успенский собор во Владимире, собор в Переяславле-Залесском).
В области летописания очень характерно стремление московских князей и «книжных» людей создать общерусские летописные своды. Областные летописи, летописи князей и княжеств, городов и земель перерабатываются, переоформляются и используются для составления летописей «всея Руси». Эта идеологическая работа московских летописцев подчас предупреждала и опережала рост политического значения Москвы и свидетельствовала о росте сознания общерусских интересов среди «книжных» людей Руси, о росте сознания единства земли Русской среди народа еще в те времена, когда эти идеи только возникали в политических планах правителей Москвы.
Первым летописным сводом «всея Руси» был так называемый «Летописец
К середине XV в. окончательно складывается единый киевский цикл русского былинного эпоса с его идеей единства и независимости Руси. Былины, возникавшие в разных местах на основе местного исторического припоминания, сохранявшие лишь туманные воспоминания о древнем единстве киевских времен, вместе с ростом сознания общерусского единства теряют локальные черты и поднимаются до идеи «одиначества» земли, власти и народа, становятся достоянием всего русского народа, что объясняется эволюцией исторических воззрений народа. Глубоко прав был Максим Горький, когда писал, что «от глубокой древности фольклор неотступно и своеобразно сопутствует истории».
Идея единства Руси т русского народа, никогда в нем не умиравшая, хотя и отодвинутая на второй план идеологией «безвременья» удельной поры и сепаратизма княжой «которы» и татарского лихолетья, теперь возрождается на новой основе, в иных экономических и политических условиях, в обстановке иных социальных взаимосвязей, в иные времена, возрождается с новой силой. Носительницей ее становится Москва. И если одно время Тверь и Новгород противопоставляли этой идее свои сепаратистские теории, то с течением времени они сами воспринимают ее и выступают не в роли идейных антиподов стремящейся к единству Москвы, а лишь в качестве ее соперников и конкурентов, вооруженных ее же мечом, принявших ее идеологическое оружие.
Но и в Новгороде, и в Твери растет число приверженцев наиболее последовательной сторонницы единства Руси — Москвы. Это были главным образом мелкие феодалы и посадский люд. Выражением этих настроений основных масс населения Новгорода была и деятельность Упадыша, заклепавшего новгородские пушки, готовые открыть огонь по московскому войску, и идеи «Жития Михаила Клопского».
В «Слове» инока Фомы, адресованном тверскому князю Борису Александровичу, мы найдем и идею единства Руси и «одиначества» власти, и идею самодержавия, впервые названного «царской властью». Идеи «Слова» — несомненно передовые, прогрессивные, но вопрос о том, кто возглавит Русскую землю — Москва или Тверь, был уже решен в пользу Москвы, и в данной конкретной обстановке прогрессивные идеи опоздавшей Твери были лишь помехой на пути победного шествия Москвы, а в скором времени их вековечный спор был решен оружием в пользу Москвы.
Идея русского единства была столь сильна в Москве и так прочно завоевала литературу того времени, так овладела умами образованных русских людей и государственных деятелей Руси, что ее не вытеснили ни теория «Третьего Рима» с ее призраком «всемирной власти» и «вселенского царства», ни идея Москвы — наследницы Византии, оплота «истинного христианства», распространенная среди русского духовенства со времен брака Ивана III с Софьей Палеолог. Государи московские были прежде всего государями «всея Руси», а не восточнохристианскими монархами призрачного царства; они были «изначала государи на своей земле» и, по выражению Максима Грека, «искали своих», а не добивались престола порфирородных византийских императоров, верили «не в греков, а в Христа», боролись не за престол императора восточнохристанского царства, а за «отчины» и «дедины» — старинные русские земли, за «наследство» не Палеолога и Константина Мономаха, а Святослава и Владимира, Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха. Отсюда, из чувства превосходства своего, русского, вытекало различие византийских и русских придворных обычаев и церковных обрядов и взаимоотношений царя и митрополита. И изменения в титуле «государя всея Руси», пышность придворного церемониала, гордый и независимый тон русских дипломатических актов времен Ивана III связаны отнюдь не с женитьбой его на Софье Палеолог, а прежде всего с освобождением от татарского ига, с установлением формальной независимости Руси.
Идея объединения и независимости Руси, идея единства русского народа проявляются во всех сторонах духовной культуры и накладывают на нее неизгладимый отпечаток. Хотя в быту и обычаях, порядках и нравах
Идея единства Русской земли и русского народа отражается и в памятниках материальной культуры. В XV в. происходит объединение различных русских архитектурных направлений и школ, местных архитектурных традиций (псковской, тверской, новгородской) в единое русское зодчество, призванное отныне возводить величественные здания в столице «всея Руси» — Москве, ставшей «центром национальной жизни русского народа» [147] .
Мы остановились лишь на некоторых важнейших сторонах развития русской материальной и духовной культуры, на развитии идеи единства, росте национального сознания и самосознания, на некоторых сторонах «национального пробуждения», которое определяет складывание народности. Но и приведенного достаточно, чтобы придти к выводу, что в конце XV и в XVI в. на Руси устанавливается «общность психического склада, сказывающаяся в общности культуры», [148] яркой и красочной, самобытной русской материальной и духовной культуры.
147
Приветствие Московскому Городскому Совету депутатов трудящихся, Московскому Комитету ВКП (б), трудящимся города Москвы от Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) // Правда. 1947, 7 сентября.
148
И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 296.
Итак, в конце XV и в XVI в. на основе общности языка, общности территории, на основе общности психического склада, сказывающейся в общности культуры, складывается великорусская, или, что является синонимом, — русская народность (национальность).
Но почему мы не можем говорить по отношению к этому периоду времени о русской нации? Казалось бы, что если налицо ряд признаков, определяющих нацию: общность языка, территории и психического склада, проявляющаяся в общности культуры, то можно говорить о формировании русской нации.
Но, как подчеркивает товарищ Сталин, «ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации»; больше того, «только наличие всех признаков, взятых вместе, дает нам нацию», «достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией» [149] .
Чего же не хватало русской народности в рассматриваемый нами период времени для того, чтобы превратиться в нацию? В своей работе «Марксизм и национальный вопрос» И.В. Сталин подчеркивает, что своеобразный способ образования государств на Востоке Европы мог иметь место в условиях еще не ликвидированного феодализма, когда национальности не успели еще экономически консолидироваться в нации, и этим самым он выдвигает на первое место фактор экономический [150] . Национальности консолидируются в целостные нации прежде всего экономически. И в самом деле, в другой работе, «Национальный вопрос и ленинизм», говоря об элементах нации, создававшихся исподволь, еще в период докапиталистический, т. е. феодальный, И.В. Сталин считает необходимым отметить язык, территорию, культурную общность, но не говорит о таком элементе нации, как общность экономической жизни, как экономическая связность, ибо ее еще не было в полном смысле этого слова в период образования великорусской (русской) народности. «О национальных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные "земли", частью даже княжества, сохранявшие живые следы прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д.», — так определяет этот период в русской истории В.И. Ленин [151] .
149
И.В. Сталин. Соч. Т. 2.
150
Там же. С. 304.
151
В.И. Ленин. Соч. Т. 1. С. 137.