Шрифт:
Начало
Аэропорт – это место, где не ощущаешь времени, оно безлико. В плохую погоду, когда один город самолеты не принимает, а другой не выпускает, теряется представление и о числе, и о дне недели.
– Объявляется посадка на рейс… за двенадцатое июня.
«Все-таки июнь, – сознание, затуманенное тупым ожиданием, слегка проясняется. – И двенадцатое уже прошло… Одиннадцатого я собирался быть…» – И человек с особой симпатией смотрит на стандартно улыбающуюся девушку в голубом мундире Аэрофлота, которая призывает экономить время и пользоваться услугами…
Все проходит, непогода тоже. Аэропорт, словно чудом
Летним вечером, когда солнце опускалось за взлетную полосу и наползавшие сумерки зажгли над аэродромом электрические созвездия, в городском аэропорту было особенно многолюдно. Улетала на спартакиаду школьников сборная команда легкоатлетов области, и мамы, бабушки, тренеры, влюбленные торопились сказать что-то самое важное, без чего любимое существо там, на чужбине, несомненно, пропадет.
– Плечо не поднимай… Бедро, бедро выше…
– Не стой у открытой форточки…
– Не ты там выступаешь, не ты, а мы… Все мы!
– Помни, тебе нельзя ничего острого…
– Ты фамилию, фамилию нашу не опозорь…
– Береги себя, бог с ним, с этим рекордом!
Высокорослые прыгуны, стройные спринтеры, невысокие стайеры, широкоплечие метатели, юноши и девушки, такие разные, но одинаково молодые, в ярких спортивных костюмах, теряли последние капли терпения. Сейчас им уже ничего не было нужно: ни спартакиады, ни рекордов, ни званий. И, словно услышав эту мольбу молодости, репродуктор приглушенно кашлянул и произнес:
– Заканчивается регистрация билетов и оформление багажа на рейс…
Казалось, аэровокзал вздрогнул. Ребята двинулись на летное поле…
Старший оперуполномоченный МУРа майор милиции Лев Гуров стоял, притиснутый к липкой на ощупь стойке хронически не работающего буфета.
Гуров провожал следователя Прокуратуры СССР, с которым прилетел в этот город одиннадцать дней назад. Преступники, которых они здесь выявили и задержали, год назад совершили два разбойных нападения в Москве. Долго тянулись нудные месяцы бесплодного розыска. Неожиданно аналогичное нападение произошло здесь. Следователь и Гуров были откомандированы в Город. Здесь Леве, как говорится, повезло. Каждый розыскник знает: опыт опытом, мастерство мастерством, а госпожа Удача – фактор немаловажный. Она может не появляться долго-долго, а может выскочить из-за угла неожиданно. Тут уж срабатывает профессионализм: не прозевать. Гуров и следователь прокуратуры были профессионалами, вчера преступников водворили в изолятор.
Следователю надо на два дня в Киев по другому делу, а Гуров завтра первым рейсом улетал в Москву. Он не любил провожать, не любил эти последние резиновые минуты, когда и с близким человеком разговор не ладится, а самые простые слова звучат фальшиво. Происходит это, видимо, оттого, что люди лишь формально рядом – фактически один уже в пути, другой остался, и их миры разделились. Встречать, даже малознакомого человека, дело совсем иное. Люди встретились, их миры пересеклись, пусть ненадолго, но они в момент встречи едины. И самые пустые слова наполняются человеческим теплом. «Ну как? Я рад!» – «Я тоже рад. Что дома?» – «А у тебя?»
Провожал следователя и начальник уголовного розыска подполковник Серов. Следователь и Серов выжимали из себя последние слова. Гуров молчал, причем старался молчать как можно вежливее.
Услышав сообщение о посадке на самолет, все заулыбались.
– Спасибо за помощь, Иван Николаевич. – Серов пожал следователю руку.
– Это к нему, – следователь кивнул на Гурова. – А вы когда домой, Лев Иванович?
– Завтра, утренним рейсом, – ответил Гуров. – До встречи.
– На курорте, – улыбнулся следователь. – Вот я на пару дней в Киев, потом домой, в Москву, и… – Он блаженно прикрыл глаза, затем взглянул остро и совсем другим тоном сказал: – А Славину экспертизу обязательно…
На простоватом лице подполковника появилась обида и удивление, он развел округло руками:
– Иван Николаевич…
– Ну ладно, ладно. – Следователь еще раз пожал обоим руку и быстро, словно скинул ненужный груз, зашагал к выходу на посадку.
– Рад до смерти, – сказал Серов, призывая Гурова в союзники. – Конечно, после столицы у нас тут…
Гуров вежливо кивнул, он смотрел на открытые, светящиеся лица ребят. Вот она, жизнь. «Почему я не стал тренером, педагогом? Работенка тоже не вздохи при луне, однако ребята-то какие? Среди них и сам цветешь и пахнешь. Проступки совершают и они, конечно, не без этого: режим нарушил, на тренировку опоздал, влюбился, мерзавец, ночами не спит, а у тренера от его результатов аппетит портится».
Рассуждая так, старший оперуполномоченный не знал, что завтра начнет знакомиться с людьми страны Большого Спорта и сегодняшние мысли его окажутся коротенькими. Шагая за подполковником к ожидавшей их машине, он уже переключился на Москву, на дом, самую дорогую и замечательную девушку на свете. Лев Иванович Гуров кое-что в жизни видел, но ему было тридцать три, и он пока смотрел только на восток, откуда поднимается солнце.
В зале аэровокзала, только что заполненном плотно, стало свободнее, хотя провожавшие медлили, а те, кто двинулся к выходу, оглядывались.
Павел Астахов не улетал и не провожал, он сопровождал Нину Маевскую, у которой улетала младшая сестра.
Когда Астахов давал интервью за рубежом, то на просьбу представиться отвечал: аспирант педагогического института. Журналистам на родине сердито, скрывая смущение, рекомендовал заглянуть в справочник и отворачивался. А что сказать?
Заслуженный мастер спорта, неоднократный рекордсмен и чемпион Союза, чемпион мира, олимпийский чемпион, кавалер орденов… Ответить так? Дело не в том, что это нескромно. Констатация фактов не может расцениваться как нескромность. Однако титулы свои Астахов никогда не перечислял, хотя стеснительностью не страдал. Люди стеснительные, если они талантливы, способны достигнуть больших успехов. Только не в спорте.
Утверждают, что в природе все уравновешено. Видимо, в целом оно так и есть. Но в таком случае, создавая Павла Астахова, природа сильно кого-то обидела, и теперь по причине физического совершенства Астахова по Городу шастало несколько за его счет обделенных парней, низкорослых, узкоплечих и кривоногих. Описывать его достоинства было так же неприлично, как перечислять титулы. В Городе Павел Астахов являлся общественной собственностью, и за глаза все называли его Паша.
Он, конечно, не был Пашей. Обзаведись он визитной карточкой, на ней было бы вполне достаточно написать: «Павел Астахов». В черте Города такая визитка открыла бы любую дверь.