Обреченная на удачу
Шрифт:
— А что они сделали?
— Не знаю, подруга, но в гроб и то краше кладут.
— Почему ты тут?
— Мне позвонили, судя по всему твой лысый.
— Он не мой.
— Не так важно, в общем, он попросил меня приехать, сказал, что мне будет необходима помощь подруг, я испугалась, я пыталась задавать вопросы. Но он только твердил, что тебе надо, чтобы кто-то пока побыл рядом. Я тут же примчалась.
— Прямо тут же? И как давно?
— Давно, ты была дома, в кровати, больше никого не было. Ужасный вид. Ободранные руки, сломанные ногти, вся осунувшаяся. Что случилось? Я уже несколько раз поднималась в ту квартиру, стучала, звонила, кричала. Там никто не открывает. Надо вызвать полицию? Просто я не знаю.
— Не надо. Тебе работать же, нет? Выходной?
— Я
— Все так плохо? Со мной надо побыть?
— А ты сама как думаешь?
Я подняла руки, посмотрела на содранную на костяшках кожу, вспоминая свое буйство. Жаль, что я их не убила, очень-очень жаль, вот был бы у меня пистолет…
С трудом поднялась, встала. Хотела подойти к зеркалу, не решилась. Хоть ноги держат и то ладно. Прогулялась в туалет, потом почистила зубы, стараясь не очень разглядывать себя в зеркало. Ввалившиеся глаза, серая кожа, мешки под глазами. Нда, всего один день и такие перемены. Вернулась и снова легла в кровать, закрывая глаза. Пытаясь не думать, не вспоминать, не размышлять.
— Есть хочешь? Я сварила куриный суп, если хочешь, то принесу.
— Нет.
Я мотнула головой. Руки болели, ноги болели. Но самое поганое, что на душе было просто пусто. У меня не щемило сердце, у меня не было никакой смертной тоски, не было ненависти. Пустота, ничем не заполненная.
Света молчала. Она знала, я все расскажу, потом, когда смогу. Но не сейчас. Она примчалась, она сидела тут, она даже искала лысого. Какая же она у меня замечательная. Чуть позже подскочила и Наталья. Они пошептались, поглядывая на меня. Наталка притащила тарелку супа. Меня заставили поесть. Не думала, что смогу что-то съесть, но в результате тарелка оказалась пустой. Потом я долго и довольно бессмысленно рассматривала свои руки. Синяки и ссадины. Эх, мне бы пистолет, тяжелый, надежно лежащее в руке оружие. Убить гадов. Встала с кровати, бесцельно, просто устав лежать. Прошла по комнате, взгляд наткнулся на бумаги, лежащие на столе. Записи отца, две флешки компьютерных. Света сказала: «Все это было тут, когда я пришла, все эти бумаги. Я не трогала, это, наверное, твое, мне кажется, что это оставил лысый». Она не знала что лысый — это не самая большая проблема и беда. Вот пара его начальничков, вот они да, упыри из упырей, научные изыскатели, которых надо просто расстреливать, что бы они не смели издеваться над людьми, не смели пытаться сделать людям хорошо, не спросив этих людей.
Несколько дней я приходила в себя. Подруги всегда были рядом. Когда уходила Света, в доме всегда оставалась Наталья, когда не было Натальи, тогда присутствовала Светланка. Они ходили в магазин, варили мне еду, они даже отвечали на звонки по моему телефону. Я совсем не старалась вникать, что происходит за окном, что происходит в мире, кто мне звонит, что им надо. Часто и Наталья и Света были у меня вдвоем. Они пили чай, я тоже пила чай. Они ели торт, я тоже ела торт. Но если бы не было чая и торта, то я бы просто лежала в кровати, мне ничего этого совсем не хотелось. Они пытались со мной говорить о погоде, о своих делах. Мои односложные ответы или молчание их ничуть не заботили. Они продолжали со мной говорить, какие же они у меня умницы.
Несколько дней спустя, кому вообще сейчас надо было эти блеклые дни считать, я нашла в себе силы разобрать лежавшие на столе бумаги. Я перебирала их, вчитывалась в строчки, осмысливала. По всему выходило, что они мне не врали. Что действительно все было так, как они излагали. И эти узловые дни-перекрестки, и эти несчастья, которых я избежала. Все подтверждалось. Ну и зачем, зачем мне давалась вся эта удача? У меня уже почти не болели руки, тело мое восстановилось. Но в пустой поначалу душе теперь поселилась тоска грызущая меня изнутри. Как теперь я буду жить? Зачем теперь я буду жить? Если даже мой папа думал, что лучше пожертвовать собой, наделяя меня удачей, а не просто быть рядом, что бы растить меня, читать мне книжки, играть со мной в прятки, радоваться моим пятеркам и огорчаться двойкам. Или
57.
Пару дней спустя я снова перечитала записи. Потом притащила таз, кинула туда все бумаги и сожгла их. Подруги меня не останавливали, Наталья просто открыла окна, а Светка ногой допихала таз ближе к окошку. Я стояла на коленках перед догорающими бумагами, перемешивала их обычным половником и плакала. Просто тихо плакала, не вытирая слез.
Потом я достала из шкафа страницы книги, бегло прочла все написанное, решительно кинула в догорающий огонь. Когда все догорело, я пошла в душ и больше часа просто сидела там, под струями теплой воды. Наталья заглядывала, почти сразу молча удалившись. После этого я уселась за стол, включила компьютер и стала писать. Стала писать свою книгу заново, по- другому. Я писала день, второй, третий. Подруги уже приходили лишь изредка, продолжая таскать мне продукты, варить еду, у них хватало своих забот, я их понимала.
Я писала, перечитывала, исправляла, добавляла. Незаметно для самой себя я стала сама выходить в магазин, я начала снова радоваться солнышку, отвечала не телефонные звонки, я даже начала строить планы на будущие дни, вспомнив о репортаже, так и не сделанном. Вот только я всегда боялась смотреть на дальнюю скамейку, выходя из подъезда. И вздрагивала, увидев лысого мужчину на улице. Света, приходя ко мне, не забывала подняться на четвертый этаж. Никто не открывал, за дверь было тихо. Постепенно все успокаивалось, забывалось, написание книги двигалось быстро. И в какой-то момент, проснувшись рано утром, я поняла, что надо продолжать жить, надо улыбаться, надо не бояться быть счастливой и удачливой. Я осознала, что мне есть для чего жить. И я нашла силы дойти до той квартиры, и убедиться, что дверь не открывают.
Она промучилась почти месяц, не зная как поступить, но в итоге решилась. Она позвонила ему, назначила встречу. Они встретились, и она поняла, что по-прежнему любит его, и он был счастлив увидеть ее снова. Все тревоги и волнения казались уже призрачными и далекими, рассеиваясь, как утренний туман под горячими лучами встающего солнца. Им было хорошо вместе и их жизнь рядом друг с другом только начиналась.
— Дерьмо, подруга! Вся книга хорошая, но вот концовка, она какая-то приторно-сладкая. Поняла, любит, жить друг без друга не могут.
Светка дочитала мою книгу и теперь высказывала свое критическое мнение. Как всегда, мало секса ну и вот концовка ей пришлась не по нраву.
— Нет уж, я уже переделывала конец книги несколько раз. Это мой окончательный вариант, я не стану ничего исправлять.
— Да как так то? Он же, вроде, был козел? Почему она вернулась к нему? Где логика?
— Просто она поняла, что он ее удача. Она поняла это сердцем, пойми ты это, Света.
— Да, порой нас- баб, не понять. Ну и ладно, пусть остается так, как есть. Нормально, я не думала, что у тебя получится так хорошо написать. Конечно, не шедевр, но что требовать от какой-то простой журналистки, которая только и знает, что пописывать статейки для желтой прессы.
Мы проболтали с ней еще около часа, доедая эклеры. Все же классные у меня подруги! Это несомненная удача, что они у меня есть. И пусть они у меня будут всегда.
Когда Светланка ушла, я еще долго сидела за столом на кухне. Сидела и смотрела в окно, собираясь с мыслями, набираясь смелости, прежде чем сделать то, что хотела сделать уже несколько дней. Я решила сделать это несколько дней назад, дописывая книгу. Оставалось набраться смелости, оставалось набраться решимости.
Потом потянулась за телефоном. Подержала его в руках, набирая в грудь побольше воздуха. Стала нажимать цифры, набирая номер, номер, который никогда не хотела набирать, очень простой, хорошо запоминающийся телефонный номер.