Обреченные любить

Йон Ларисса

Она закрыла глаза, обдумывая его слова. Она боялась снова испытать унижение, но, с другой стороны, ее тело уже кричало о необходимости удовлетворения.

— Да, — сказала она, после чего говорить уже было невозможно, поскольку Эйдолон удвоил усилия. Но спустя какое-то время она поняла, что все как и прежде и ничего у них не получится. — Хватит, слазь с меня.

Эйдолон подчинился с неохотой, взял с дивана одеяло и накрыл ее.

— Тайла, зачем ты занимаешься сексом, если не получаешь от этого удовольствия?

Его слова окончательно испортили ей

настроение. Она села и завернулась в одеяло.

— Откуда такая заинтересованность в моей личной жизни? — А точнее, в ее отсутствии.

Эйдолон опустился на пол и лег на живот, подложив под подбородок кулаки.

— Скажи, как это у тебя было в первый раз?

Она бы послала его к черту, но в его голосе слышалась неподдельная заинтересованность.

— Знаешь что, Хеллбой, я расскажу, но после тебя.

— Договорились. — Он задумался на мгновение. — Мне было двадцать, когда я впервые испытал желание.

— Двадцать? А не поздно?

— Когда живешь по семь веков, двадцать лет воспринимаются как капля в море. Так вот, когда у особей нашего вида появляется желание, то секс необходим для завершения процесса полового созревания.

— И много секса?

Эйдолон пожал плечами.

— Ну, в течение нескольких дней достаточно много. Для некоторых из нас это достаточно тяжело, но мои родители купили мне оргезу. — Увидев ее непонимающий взгляд, он объяснил: — Самку, чтобы все время была под рукой.

— Сексуальную рабыню? Твои родители купили тебе сексуальную рабыню, чтобы ты занимался сексом в родительском доме?

— Ну это же логично. Не могли же они позволить мне умереть! Не могли позволить мне слоняться по пещерам и насиловать всех встречных самок. — Он зевнул, как будто то, что он говорил, было в порядке вещей. — Кроме того, они заплатили сверху, чтобы, после того, как перестанет быть мне необходимой, она обрела свободу.

Она не могла себе представить ни такой юности, ни места, где он жил.

— Где ты вырос? Как выглядели твои родители? Они были похожи на людей?

Он провел пальцем по ее щеке.

— Они гуманоиды, но зеленая кожа и оленьи рога не позволяют им покидать Шеол. Там я и вырос, хотя время от времени сбегал сюда, на землю. — Он подмигнул ей. — Я был бунтарем в молодости.

Тайла усмехнулась. Он не походил на того, кто мог быть трудным подростком.

— И когда ты поселился под солнцем навсегда?

— Хватит обо мне. Твоя очередь.

— То есть ты хочешь знать, как я потеряла девственность?

— Да.

Вот ведь черт. Теперь ее сексуальный опыт казался ей смешным.

— Мне было четырнадцать.

— Это довольно рано для людей.

— Что ж, я была диким ребенком. Мама была наркоманкой, а бабушка и дедушка жили в доме престарелых. Так что я жила практическим одна и контролировать меня было некому. Я получала что хотела и когда хотела. И случилось это с моим приятелем после одной попойки. — Она посмотрела на него, но в его взгляде не было осуждения, только любопытство. — Было довольно больно, но боль прошла секунды через три. Небо не обрушилось

на землю, земля не разверзлась под нами, но в целом мне не понравилось, так что со следующим разом я не торопилась. Кроме того, вскорости после этого мать на какое-то время перестала колоться и ей вернули родительские права. Так что на следующие пару лет я забыла о парнях.

— А потом?

Говорить о таких вещах было для нее неестественно, но с ним она чувствовала себя комфортно, и потому продолжила:

— Маму убили, я снова жила с приемными родителями, и однажды ночью мой приемный отец пришел ко мне в комнату… — Взгляд Эйдолона помрачнел. — Мы подрались, и я сбежала из дома, а на следующий день его наши мертвым и в полиции выписали ордер на мой арест.

— Ты правильно сделала, что убила этого ублюдка.

— Я не убивала. Я его здорово поколотила, но он был жив, когда я уходила из дома. Думаю, его убил кто-нибудь из других приемных детей, которые не смогли в свое время дать ему отпор.

— И что было потом?

— Я жила на улицах. И мне приходилось делать все, чтобы выжить. Не сладкая жизнь, скажу я тебе.

Повисла пауза. Может, не стоило ему все это рассказывать? Может, ему противно все это слушать. А с другой стороны, он же демон, у которого была сексуальная рабыня.

— И сейчас то же самое? Ты тоже делаешь все для того, чтобы выжить? И со мной ты спишь только ради крыши над головой?

Сначала Тай хотела обидеться, но, как ни странно, ей было лень, тем более что он прекрасно знал, что она спит с ним не ради защиты, денег или чего-нибудь другого.

— Можно я не буду отвечать на этот вопрос?

Он поцеловал ее в губы, она вдруг подумала, что такого с ней никогда не было. Даже мама никогда не обращалась с ней с такой любовью, хотя она любила ее, но между ними всегда была стена вины, которую мать чувствовал из-за того, что бросила Тайлу. И через эту стену Тайла так и не смогла пробиться, хотя в своих мечтах она видела, как они субботними вечерами, подогнув ноги, сидят на диване и весело смеются, глядя в телевизор.

Это были наивные мечты, но они были куда лучше, чем реальность, в которой она убирала за матерью блевотину и прятала использованные шприцы от полиции. Тайла едва не погрузилась в печальные воспоминания, но неожиданно пол под ними вспыхнул ярким светом.

— Что это? — спросила Тайла, глядя на сияющую пентаграмму.

Эйдолон посмотрел на нее с каменным выражением лица.

— Побудь одна, устраивайся поудобнее, меня вызывают в суд.

— За что?

— За убийство человека.

Глава 17

Эйдолон никогда не любил вампиров, особенно после того, что они сделали с Рейтом, особенно после того, что они сделали с их отцом.

Эта нить предрассудка была вшита глубоко в его сердце, но его воспитание дало ему достаточно, чтобы понимать, что не все вампиры одинаковы. Ему нравилась Нэнси, многие из врачей госпиталя были вампирами, и ему очень нравились самки вампиров в постели.