Обреченные выстоять. Мужские расказы
Шрифт:
Кирилл Фёдорович выпрямился во весь рост и вдруг замер, пробормотав:
– Старый пень… надо было сказать ему. Конечно, надо было, вот я…
– Тесть мой, как вы тут? – на пороге появился Аслан – высокий, худощавый, собранный, с умными и, как всегда, внимательными глазами.
Второй взрыв прогремел чуть дальше первого, но в той же стороне – значит, метили направленно в одну точку.
Не долго думая, Аслан двумя шагами преодолел разделявшее их пространство и, аккуратно обхватив тестя спереди, приподнял его с видимой легкостью, невзирая на протесты подопечного, и мелкими шажками направился со своей ношей обратно, через дверной проём к подполу, где их уже ждал Иса,
Там, под их недостроенным домом, в земле, было всё необходимое, чтобы переждать обстрелы и зачистки – Кирилл Фёдорович сам ещё в прошлом году укреплял свод и стены, возводил перегородки, даже вентиляцию с толком удалось проложить. Думали, урожай хранить будут. Сейчас провианта хватало, и тёплых вещей, и топчанов. Жаль было всё это оставлять тут на произвол и разграбление. Но детей и женщин нужно было эвакуировать.
Ту ночь они пережили, обошлось. Аслан утром ходил к брату узнать, как у тех прошло. За красным кирпичным забором, где ещё три года назад они вместе возводили кладку, всё оставалось по-прежнему, кроме одного – не было самого дома. Вместо него посреди широкого двора дымилась груда разбросанного кирпича, утвари и другого бесполезного теперь хлама. Никто из родных, слава Богу, не пострадал, по крайней мере – физически, и лишь старый кот Джохар неподвижно лежал под сенью абрикосового деревца. Но он умер от старости, как заверил Митю отец.
А дед Кирилл умер в Пятигорске две недели спустя. Отступление к Москве совсем подорвало его силы, и в последние дни он находился между реальностью происходящего и какой-то другой, из своего далекого прошлого. Когда сознание ненадолго возвращалось к нему, он пытался что-то сказать Тамерлану, но Аллах лишил деда Кирилла дара речи после той ночи, когда не стало Джохара. Всё, что у него получалось, это по-детски жалобно заглядывать в быстро повзрослевшие Митькины черты и нечленораздельно что-то мычать, немощно указывая на свои ноги. Все успокаивали его, пока, наконец, Тамерлан не положил конец никому непонятной суете деда, прошептав ему на ухо лишь несколько слов:
– Дедуля, я услышал. Ты рассказал мне тогда не всю правду про то, как с «тигром» повстречался. Но ведь к храбрости это не имеет никакого отношения, я знаю, ты мне сам говорил, поэтому не переживай. Всё будет хорошо, скоро приедем в Москву.
Кирилл Фёдорович благодарно ему кивнул и нервно улыбнулся, сжав костлявыми пальцами узкую ладонь внука. С тех пор его и отпустило.
А через три дня Там-Там горько плакал на могиле деда в одиночестве, когда все уже вышли за ограду. Необычный блеск он видел и в глазах старшего брата, но Иса плакал молча, стиснув зубы. Адам же ревел во всю – и по поводу, и без. Хотя к настоящему мужеству ничто из этого не имело никакого отношения.
Посмотреть бы только вот ещё в глаза тем, кто деда снова заставил воевать…
БУДЬ ГОТОВ
Где-то далеко, в памяти моей
сейчас, как в детстве, тепло,
хоть память укрыта
такими большими снегами…
Р.Рождественский
Я сидел на рассохшейся от времени и перемен бурой дубовой скамье. Краска на ней давно перестала быть – она просто стёрлась, в ничто и в никуда. Но сам спил, казалось, всё ещё хранил тепло чьей-то энергии – тепло, передающее душевный покой и умиротворение; словно у дерева, давно срубленного и переработанного, засиженного людьми и изъеденного насекомыми, душа жила намного дольше и трепетнее, чем у вознесенного к высотам бытия жреца божественного культа.
Во мне не было ни печали, ни радости: лишь спокойная уверенность… в прошлом. Я провёл рукой по поверхности скамьи рядом с собой, словно поглаживая время, затем по отшлифованному сгибу, и, слегка нагнувшись телом вперёд, по тыльной шершавой стороне, и пальцы мои вдруг нащупали неровности, очевидно оставленные не природой: расковырянные гвоздиком или ножичком заусенчатые выбоины – скорее всего, буквы. Вася или Маша, пионеры или… Любопытство пересилило вальяжную расслабленность, и я, соскользнув с нагретого места, присел на корточки, задрав голову к деревянной доске и пытаясь разобрать надпись на скрытом от всеобщего обозрения кусочке летописи.
ФЕТЬКА ПРИДУРАК
Я замер, не смея нарушить вдруг нахлынувший поток воспоминаний…
Любой из ребят, регулярно выезжающие на отдых вместе с друзьями в летние детские лагеря, подтвердит, что самое захватывающее время суток – это… первый час после отбоя!
И Фёдор это знал лучше других. Наигравшись за день на площадках загородного лагеря, он умудрялся сохранить ещё массу энергии после объявленного клича «Всем спать!». В голове постоянно рождались идеи, как это наискучнейшее занятие – укладывание в постель в компании своих сверстников – превратить в захватывающий поединок между сонным царством и всенощным бодрствованием.
– Давайте рассказывать страшные истории про чёрную-чёрную руку! – мог вызваться он в один вечер, а в другой предложить:
– Пойдём девчонкам жуков подкинем в постели!
При этом у него всегда на готове была баночка из-под клубники, привезенной на выходных родителями. В крышке непременно имелись прорези, а внутри, на самом дне, копошилась дюжина огромных майских жуков – и где он их только брал, уму непостижимо, но эти безобидные насекомые оказывались подчас в нужном месте и в нужном количестве. «Будь готов!», что называется.
Как-то раз, через час после отбоя, они с Семёном незаметно пробрались в спальню к девочкам, но только тихонько открыли крышку, чтобы выпустить жуков на волю, как за дверьми послышались тяжелые шаги проверяющего – сам директор частенько делал обход территории для выявления пионеров-негодников. Мальчишки, только лишь заслышав его приглушенный голос на веранде, тут же метнулись под ближайшую кровать, столкнувшись при этом лбами – да так сильно, что перед глазами сразу посветлело, несмотря на тьму непроглядную в помещении, а звон в ушах, казалось им, готов был и мертвеца из могилы поднять. При этом в целях конспирации ни единого звука не выдавилось из их плотно сжатых пионерских ртов. «Всегда готов!»
Но под одной кроватью им оказалось тесно, и, будто пара одурманенных отравой тараканов, они одновременно ринулись расползаться в разные стороны под соседние койки, замерев под ними как раз в тот момент, когда дверь в спальню приоткрылась, и на пороге показались два светлых сандалия на босу ногу. Ничего выше этих сандалий Фёдору из-под кровати видно не было. Сандалии немного постояли, словно раздумывая над чем-то, а потом к ним добавились ещё и колени. «На корточки присел», – догадался Семён, а Фёдор в своём укрытии зажмурил глаза. Ему подумалось, что если он притворится спящим, то его просто оставят в покое – ну не будет же, в самом деле, директор лагеря будить посреди ночи спящего мальчика: это негуманно.