Обречённые жить
Шрифт:
— Жри и приступай к работе.
— Ай-ай, сэр капитан, сэр!
Бутерброд кончился обидно быстро, хотя Зак пережёвывал очень тщательно, наслаждаясь каждым мгновеньем. Что ж пора переходить к прозе жизни. Парень берётся за дело со сноровкой рядового срочной службы. Максимум усердия при минимуме результата. Начал он с ближайшего клюза, недалеко от кормовой надстройки, с которой доносился интересный разговор.
— Вы убедились, джентльмены, что в Атлантике не бывает скучно?
— О да, Кэп! Как забавно они дерутся за право вычистить гальюны, вытащить за своих собратьев парашу из трюма и надраить палубу всего за лишний глоток свежего воздуха! А этого
— Ха-ха-ха! Видите, как Вам повезло, Джим? Вы лично убедились, какие это звери. Хуже акул, что доказано сегодняшним опытом.
— Всё-то Вас, Дасти, тянет на мораль.
— Но, Боу! Вы только представьте себе общество, способное терпеть таких выродков!
— Эх, скучно будет после такого в других рейсах!
— Не будет, Джим.
— Но, Дасти, сэр! Мне всю жизнь служить на этой лохани?!
— Для корабля это последний рейс, не волнуйтесь.
— Последний? Значит, больше-таки не будет весёлых рейсов? Вот об этом я и толкую!
— Я же сказал для корабля, а не для нас. Пока просто поверьте, Джим. Наша контора полна сюрпризов…
Блин, на самом интересном месте! Зак, стахановец этакий, закончил с одним фекальным стоком и, весело насвистывая, направился к следующему.
— Чему радуешься?
— Поел по-человечески. Целый день от трюмной вони отдыхаю, — рассеянно отвечает.
— Угу. Хочешь отдохнуть от вони — почисти толчок.
— Ха, это ещё не вонь! Слушай, сон, я думал, ты кончился.
— Я не сон. Я, кажется, навсегда.
— Упс! В меня вселился демон. Или ты дух?
— Хрен его знает. Ты не обижайся, я к тебе не нарочно.
— На что обижаться? Если б не ты, меня бы в трюме забили насмерть… Вот ё-ё-ё! Я ж тебе не сказал… да и кто говорит с собственным сном? Но дело в том, что нам обоим песец — мы грубо нарушили порядок.
— Какой тут может быть порядок???
— Обычный… английский… как везде. Или ты не знал?
Нормальный такой оказался порядочек — натуральный ордунг! И ничего в нём особенно английского мне не показалось. Та же малолелетка, только на корабле. И порядок мы нарушили ерундовый — всего лишь въехали в храп Билу Коняге, да Ёршика слегка пришибли. Они ребята авторитетные, удавят запросто, только сами потом будут купаться и петь — и они про то крепко знают. Потому и не отвлекали нас от блатной работы по очистке фекальных стоков. Других «любимчиков» постоянно отзывали в кубрик, возвращались мальчишки грустные и под хмельком, и усердно делали вид, что ничего не было.
— Заки, куда они ходят, зачем?
— Некоторым морякам нравится… э… потом расскажу! — огрызнулся пацан.
— Так они сами, за глоток рома…
— Конечно, они не сами, а на кого Коняга укажет. За провинность, типа. Ну, такая его власть, понимаешь?
— Вот кого захочет…
— Ты меня не отвлекай. Если моряк кого захочет, прям на месте и разложит, все только отвернутся. Им без разницы — мы ж одинаковые, вонючие, вшивые.
— А мы?
— А мы будто сами по себе. Вон, на Ёршика глянь! У него все ребята правильные, сами прорываются на палубу, помогают друг дружке, так Чарли завёл. Ни один из них не ходит в кубрик. Только посмотри, что они делают.
Ребята распускали просмолённый канат примитивными деревянными приспособлениями. Один малец сделал неловкое движение, и деревяшка треснула.
— Тен, — немедленно последовала команда. Матросы сноровисто разложили мальчишку на палубе, руки и ноги привязали к снастям. Моряк взял линёк, — уан…ту…
Пацан тихонечко завыл.
— Сри…фо…
— Господи, нет, мама, мамочка!
Я не сразу понял, что парнишка заплакал по-русски! Но как его спасти? Лечь вместо него, вернее, положить Захара? Господи, на восьмом ударе он потерял сознание, и его, принялись отливать морской водой… по свежим ранам! Но было сказано «Тен», и будь они прокляты — сделано. После чего он направился не в лазарет, не в гамак отлёживаться — парнишка вернулся к работе — он слишком дорого заплатил за своё место под небом.
Впрочем, ребят Ерша хотя бы не гоняли по вантам, представляете — босиком по верёвочным лестницам с вёдрами протухшего китового сала! Один мальчишка уже в конце вахты не смог удержаться на трапе — подвели усталые ручонки — звезданулся об палубу, даже сознание ненадолго потерял.
Но всё-таки вдалеке от начальства. Ребят, что драили мостик, Кэп походя подчевал тростью, ни мало не заботясь, куда попадает, и вышиб мальчишку на долгое время. Обычное наказание за симуляцию и нежелание работать с обязательным водным компрессом. А статный офицер, кажется, Дасти, пристал к длинновязому рыженькому пареньку с нотациями. Так паренёк бы ему горло перегрыз, кабы не хорошо поставленный хук Дасти. И снова, — Тен…
— Господи, мама, мамочка…, — несколько вёдер забортной воды, — эйт, найн, тен, продолжить работы, да не отлынивать!
— Ай-ай, сэр, — выкрикнул парнишка ломким баритоном, изо всех сил стараясь держаться ровно.
Мы ещё неплохо устроились, работа нам досталась действительно блатная — идеальная чистота клюзов не подразумевалась даже теоретически, потому что практически постоянно нарушалась. И мы были хоть и вдалеке от начальства, но и под его покровительством. Когда Коняга недвусмысленно указал на нас, Заки озорно показал ему средний палец — он и помыслить не мог, войти в его гарем. Рожу Била исказила злость, её сменила задумчивость, и, наконец, восторжествовала злобная ехидца — он даже башней покачал. — Куда ты денешься? Либо акулы загрызут, либо сам приползёшь, ещё и в ногах наваляешься.
А вахта между тем тянулась и тянулась, пот заливал глаза, их просто резало от вони. Слабый ветерок помогал слабо, и небо перечёркивала ненавистная тряпка. Захару волей-неволей пришлось разговаривать со своим сном. Рассказал, как какая мачта называется, что это пацаны делали с канатами и нафига лазить на реи с салом. Заодно поведал о кораблике неподалёку, он шёл за нами, как привязянный. С его слов, он нас охранял от пиратов. Угу, банду малолетних убийц, этакое сокровище, от кого-то охранял! Ну, Заку нравилось так думать, а я начал учиться прятать мысли даже от себя. Но его трудно обмануть, пристал — расскажи, да расскажи, откуда я так научился драться. Пожал плечами — ничего особенного, жизнь научила.
— А меня вот не научила, и быть бы мне трюмным засранцем! — заявляет парень с вызовом.
— Драться почти не учился, основы и первые сотрясения получил в детской секции бокса…
— И тебя просто так пустили в зал???
— Ага, в моём, том мире это несложно… потом перешёл на дзю-до для общего развития, успел полгода походить…
— А что помешало-то ходить на это… Дзю-до? — мальцу интересно аж до дрожжи.
— Да развивал во дворе…
— Убил кого? — мальчишка строг.
— Не, изуродовал слегка, его потом вылечили. Далее совершенствовался в специнтернате для несовершеннолетних правонарушителей.