Обреченные
Шрифт:
«Дорогой дневник, – писала я, – мое прежнее увлечение мускусным хозяйством лося оказалось мимолетным. Очарование бархатистыми штучками леопардих не было любовью…»
На этом месте родители будут вынуждены перевернуть страницу – от тревоги перед следующим откровением у них кровь в ушах застучит. Затаив дыхание, они станут читать дальше, отчаянно надеясь, что моя страсть к причиндалам леммингов прошла.
«Дорогой дневник, – писала я, – живя в сельской местности среди простых, закаленных непогодой людей, я отыскала единственного любовника, который затмил все мои прошлые увлечения животными…» В этом месте я изменила почерк – корявые буквы добавят напряжения, когда родители станут читать. Моя ручка дрожала, словно бы меня переполняло сильное чувство.
Пытливые
«Дорогой дневник, – продолжала я. – Я вступила в союз, который дал мне больше, чем можно было мечтать. Там, в грубо сколоченном сельском молитвенном доме…»
Родители присутствовали на похоронах бабушки Минни. Они видели, как меня утешал светлоголовый Дэвид Копперфильд с лицом будто свежеиспеченный хлеб, и волосами будто масло; видели, как этот деревенский паренек вручил мне Библию и попросил через нее обрести силу. Читая дневник, родители скорее всего вообразят, что мы с этим ревностным верующим, кандидатом в фермеры, учинили что-то вроде сельской тантрической Камасутры.
«Дорогой дневник, – продолжала я морочить родителей. – Подобного удовлетворения я и представить себе не могла… Прежде, к своим одиннадцати годам, я никогда по-настоящему не любила…»
К этому моменту мама уже будет читать вслух с теми же изысканными интонациями, с какими читала текст в телевизионной рекламе лосьона для загара: «Наконец я встретила счастье».
Оба родителя станут сердито глядеть на страницы, будто перед ними священный текст. Будто мой скромный поддельный дневник – это Тибетская книга мертвых или «Селестинские пророчества» [21] , нечто возвышенное и проникновенное, из их собственной жизни. Поставленным и расслабленным ксанаксом голосом мать прочтет: «…отныне я вверяю свою вечную любовь…» Тут она запнется. Прочитать дальнейшее будет для родителей хуже, чем представить меня сосущей грудь какой-нибудь пантеры или медведицы гризли. Более кошмарно и возмутительно, чем мысль о том, что их драгоценная дочь выходит за закоренелого республиканца.
21
«Селестинские пророчества» – роман Дж. Рэдфилда, написанный в жанре религиозной фантастики, считается духовным руководством направления нью-эйдж.
Родители станут смотреть на строчки, не веря глазам.
«…вверяю свою вечную любовь, – продолжит папа, – моему господину и хозяину…»
«Господину и хозяину», – повторит мама.
«Иисусу», – закончит папа.
И мама скажет:
«Иисусу Христу».
21 декабря, 10:34 по тихоокеанскому времени
Мой флирт с божеством
Отправила Мэдисон Спенсер (Madisonspencer@aftrlife.hell)
Милый твиттерянин!
Иисус Христос оказался лучшим на свете фиктивным бойфрендом. Куда бы мы ни приезжали – на Тринидад, в Торонто или Тунис, – в дверь нашего дома звонил какой-нибудь батрак-посыльный из числа аборигенов и вручал большущий букет роз от Него. Однажды за обедом то ли в «Чиприани», то ли в «Чентрале» папа заказал мне lapin `a la sauce moutarde [22] . Я подождала, когда блюдо принесут, вытаращилась с деланным презрением, подозвала официанта и брезгливо сказала:
22
Lapin `a la sauce moutarde – кролик с горчичным соусом (фр.).
– Кролик? Я не ем кролика! Если бы вы были хоть немного знакомы с Левитом, знали бы, что съедобное животное жует жвачку и имеет копыта.
Тогда отец заказал salade Lyonnaise [23] , но я отправила тарелку обратно, ибо свиньи жвачку не жуют. Он заказал escargot bourguignon [24] – их я тоже отвергла, поскольку есть улиток Библия воспрещает особо.
– Они нечисты, – твердила я. – Это твари ползающие.
23
Salade Lyonnaise – лионский салат (фр.).
24
Escargot bourguignon – улитки по-бургундски (фр.).
На мамином лице появилась безмятежная ксанаксовая маска. Главные слова ее жизни – «толерантность» и «уважение», и она крепко застряла в этих идеологических тисках. Мама ровным тоном спросила:
– Но, дорогая, что тогда тебе можно?..
Однако я оборвала ее возгласом «Подожди!», вытащила смартфон из кармана юбки-шорт и сделала вид, будто пришло новое сообщение.
– Это Иисус! Он мне что-то пишет!
Родители поморщились. Их еда остывала, а я нарочно тянула время. Если бы они возмутились, я бы шикнула на них, поскольку вроде как читала и писала в ответ. Не поднимая глаз, я заверещала так, чтобы услышали за соседними столиками:
– Иисус любит меня! – Потом нахмурилась и прибавила: – Он порицает твое платье, мама. Говорит, слишком молодежное и ты в нем выглядишь как проститутка…
Родители? Я стала их худшим кошмаром. Вместо того чтобы поднять врученное ими идеологическое знамя и принять факел их атеистического гуманизма, я проматывала сообщения в смартфоне и пересказывала:
– Иисус говорит, что тофу есть скверна, а вся соя – от лукавого.
Родители… В прошлом они безоглядно верили в кварцевые кристаллы, «И-цзин», гипербарические камеры, и потому заслуживающих внимания убеждений у них не осталось. Пока за столом царила неопределенность, официант неподвижно стоял рядом. Я спросила его:
– Не подают ли у вас, случайно, цикад и дикий мед? Или манну?
Он уже открыл было рот, но я переключилась на смартфон, лежавший у меня на коленях, и сказала:
– Минутку! Иисус твитит.
Отец поймал взгляд официанта:
– Перри?..
Папа, к его чести, знает имена всех официантов во всех пятизвездочных ресторанах мира.
– Перри, вы не оставите нас ненадолго?
Отец быстро взглянул на маму, чуть приподнял брови и пожал плечами. Родители оказались в ловушке. Как у бывших саентологов, бахаи [25] и ээстешников [26] , у них вряд ли могли быть ко мне вопросы: я радостно печатала слова верности той религии, которую выбрала сама.
25
Бахаизм – монотеистическая религия, возникшая в XIX веке.
26
ЭСТ-тренинг – популярная в США в 1970-е годы система психологических тренингов, на которых людей учили более непосредственно воспринимать жизнь.
Смирившись, отец, а вслед за ним и мать подняли вилки.
Не успели они прожевать первый кусок, как я объявила:
– Иисус говорит, что я должна публично поддержать следующего кандидата в президенты от республиканцев!
Родители так и ахнули и немедленно подавились едой. Пока они запивали застрявшее в горле вином и кашляли, а соседние столики слушали их хрипы, зазвонил папин телефон. Отец, еле переводя дыхание, ответил.
– Маркетинговый опрос? – недоуменно повторил он. – О чем? О том, какие зубочистки я предпочитаю? – Еле сдерживаясь, отец крикнул: – Кто это? – Он рявкнул: – Где вы взяли мой номер?