Обречённые

Хозяин поручил мне сторожить очередную игрушку. Он сидел, забившись в угол и плакал. Звал то маму, то просил его отпустить, то снова просто плакал. Я никак не реагировала на его слова и слёзы, так было проще. Был приказ, а всё остальное меня не касалось. Это была уже не первая игрушка хозяина, они часто ломались. И приходилось искать новые.

Запросы у хозяина были очень чёткие и их не стоило нарушать, иначе будет больно, очень больно.

— Как там мой маленький? — спросил он, потирая руки. — Ещё не готов поиграть?

Ребёнок

— Не хорошо. Ты всё ещё не хочешь играть? — сказал он, чуть не плача. — Очень плохо. Но знаешь, если ты со мной поиграешь, то я отпущу тебя к маме. Понимаешь?

— Вы обещаете? — заикаясь на каждом слоге спросил ребенок.

— Конечно, я никогда не вру. — так доверительно сказал хозяин, что мальчик перестал плакать.

— Хорошо, тогда я поиграю. — очень бодро и уверенно сказал мальчик. — Но вы обещали!

Хозяин улыбнулся и стал похож на жирную свинью еще больше. Его второй и третий подбородок натянулись, глаза стали узкими щелочками.

— Пойдём со мной. — он протянул руку ребёнку.

— А ты пока приготовь всё.

— Да, хозяин.

Что всё, я прекрасно знала, это было уже не первый раз, когда, поиграв с хозяином дети “уходили к маме”. Я вышла из дома, и зайдя в сарай взяла лопату, идти надо было на самый дальний участок поместья, который граничил с лесом. Придя на место, я выбрала место и начала копать яму, в которую мог бы поместится ребёнок. Здесь было много подобных ям, ни одна из них не была помечена, но я прекрасно помнила каждую из них и каждого ребёнка. Как они выглядели, сколько им было лет и как их звали. Все они пытались со мной подружиться, но мне была не нужна их дружба и я её не хотела. Так, из раза в раз, я говорила себе. Уже докапывая яму, я почувствовала, что хозяин зовёт меня на помощь. Бросив лопату на дно ямы, я выбралась из неё и побежала домой.

Когда я уже подбегала, то увидела двух мужчин. Один стоял на коленях над ребенком и что-то с ним делал, второй держал хозяина за горло. Стояли оно ко мне с хозяином боком, и были уже достаточно близко, чтобы я могла разобрать их слова.

— Твои преступления запечатлены. — голос мужчины, что держал хозяина, был жёсткий и властный. — Твой приговор, смерть. — с этими словами, он, нисколько не помедлив, вонзил ему в грудь кинжал с тремя лезвиями.

Хозяин закричал от боли и в тот же миг, сильная боль пронзила меня в области шеи, я не смогла сдержать крик и упала на колени. Ошейник жёг кожу и сдавливал шею, не давая мне продохнуть. Боль была такой сильной и резкой, что я не выдержала и отключилась.

Пришла в себя я от похлёстываний по щекам, не очень болезненных, но неприятных.

— О, жива. Привет. — обратился ко мне мужчина, что недавно был рядом с ребёнком, но я ему не ответила. Я посмотрела в сторону где лежал мальчик и заметила, что его грудь вздымается в такт дыханию, значит жив. Затем я повернулась к мужчине с властным голосом, что забрал жизнь моего хозяина, бывшего хозяина.

— Поздравляю Марк. Ты теперь являешься счастливым владельцем рабыни.

Мужчина с холодным взглядом лишь выругался. Потом нагнулся, вытащил из груди бывшего хозяина кинжал и вытер его о тело.

— Где остальные дети ты знаешь?

— Да, хозяин. — ответила я, он посмотрел на меня холодными и невероятно синими глазами.

— Показывай. — только и сказал он. — А ты присмотри за мальчиком, скоро сюда прибудут местные стражи. Поступай с ними как будет душе угодно.

— Хорошо. — весело заметил друг хозяина, а может и нет, это мне предстоит только выяснить.

Я привела хозяина на кромку леса и показала перед собой.

— Они здесь.

— Сколько?

— Я похоронила тридцать шесть.

— Вот ублюдки. Не моги сразу обратиться к нам за помощью. — зло сказал хозяин и достав сигарету закурил. — Надеяться, что ты их знаешь, пожалуй, не стоит.

— Я знаю их всех по именам хозяин, и где кто из них лежит.

Он пристально посмотрел на меня.

— Хорошо. Когда местные придут, приведёшь их сюда они будут выкапывать могилы, а ты называй им имена. Так мы хотя бы тела вернём родителям.

— Как пожелаете, хозяин.

После этих слов мы вернулись к дому где уже стояли стражники. Хозяин начал отдавать приказы быстро, четко и без лишних проволочек. Со мной отправили десять человек стражи и писаря.

— Хозяин сказал, что вы должны выкопать тела.

— Блин и сколько их тут. И зачем вообще, это ведь дети сброда, кому они вообще сдались. И чего он вообще раскомандовался? Вот начальник придёт…

— Придёт и побежит копать ямы быстрей тебя. Давай копать.

— Да ладно, можно подумать он такой страшный.

— Слушай, — обратился один стражник к парню, — ты из какой дыры вылез, что даже не знаешь, что перед тобой там стоял Инквизитор Марк Вилару?

— А я должен знать кто он?

— Да дурак он, что с него взять. — заметил другой стражник, бодро копая землю. — Значит помрёт молодым.

Парень обиженно засопел.

— Сами вы дураки. И вообще, почему эта девка еще жива? Она же помогала в убийстве, надо её рядом с тем мужиком положить.

— Она рабыня.

— И что? — не понял парень.

— Ты совсем дурак или прикидываешься? — спросил один из стражей, начавший уже копать. — Инквизитор ему не страшен, раба убить предлагает.

— Рабы по закону это всего лишь инструмент, как вот эта лопата. Ты же не будешь судить лопату, за то, что один мужик убил ею другого. Вот и тут так же. К тому же, по праву убийства, она теперь собственность Инквизитора. Так что меньше тут языком трещи.

— И всё-таки, чем так страшен Инквизитор??

— Он Слово и Воля Императора.

— И? — по-прежнему не понимал парень.

— А то, что он и следователь, и судья и палач в одном лице. Подчиняются и несут ответ они только перед Императором. Перед Инквизитором равны все, и знать и крестьяне. Всего в империи их пять или шесть не помню уже. Но что бы ими стать нужно сдать экзамены, пройти специальную подготовку. Чаще всего кандидаты не справляются и сдаются, или умирают на этом экзамене, ну и ко всему прочему они обладают магическим даром. Инквизитор Вилару самый известный из них, он несомненно силён и говорят сам Император к нему благосклонен, но известность он получил по другой причине и за это его кто-то уважает, а кто-то до сих пор презирает.