Обреченные
Шрифт:
— Отдайте ребят. Прошу вас. Не вынуждайте прибегнуть к силе. Зачем вам погибать? Если не отдадите — вызову пограничников. Обстреляют вас с катеров. Никто не уйдет. Все тут останетесь.
— А заложники? Их мы впереди всех выставим. Так что сначала своих уложите! Какой же вам смысл? — смеялась Лидия.
— Коль добром не отдадите, придется ребятам платиться жизнями. Но и вас никого не останется.
— Товарищ Мельников! Вызывает второй боевой катер! Нужна ли поддержка команды? — донеслось из рупора с реки.
Люди у костра притихли.
— Мы
— А дети? — подала голос Ольга.
— Ну что? Отдаете сами милицию? — посуровел голос Мельникова.
— Забирайте своих псов! — отвернулся Гусев и велел вывести из землянки троих пленников.
Когда Геннадий определил на катер милиционеров, усольцы уже разошлись по домам.
Всю ночь допрашивал Мельников сотрудников милиции. А утром чуть свет снова объявился в Усолье. Зашел к Ерофею. Тот хмуро встретил приехавшего. Никак не хотел пропускать за порог.
— Жена встать не может. Твои мародеры расстарались. Да и об чем брехать теперь? Сгинь с глаз, не доводи до греха, — просил ссыльный.
— Показания ее мне нужны. Судить будем. Она единственный свидетель. И прежде всего — пострадавшая. Нельзя такое без наказания оставлять, — не уходил Мельников.
— Входи, коль так, — неохотно впустил Мельникова Ерофей.
Глянув на Зинаиду, онемел Мельников. Ни глаз, ни губ, ни носа на лице. Сплошной синяк с запекшимися сгустками крови. Кожа на плечах и руках вся черная, в ссадинах. Когда баба взялась кормить дочь, Мельников, не выдержав, вышел на кухню. Груди женщины покусанные, кровоточили. Зинка говорила с трудом. Все зубы шатались. Вспухли десны.
Мельников решил отложить допрос на несколько дней. И, вернувшись в поселок, связался со своим областным начальством, рассказал о случившемся все, как было.
На следующий день из области начальство прибыло на самолете. С ними следователь. Его Мельников отвез в Усолье. Долго ждал, когда он закончит допрос потерпевшей. Вернувшись в поселок, осмелился спросить, что намерен следователь предпринять дальше?
— Всю милицию придется заменить новыми кадрами. Эти пятеро под суд пойдут. Думаю, сроки им дадут немалые. По совокупности, конечно, но, максимум получат. Хотя, я лишь следователь. Наказание дело суда. Но и ссыльные не без вины. Хотя их оправдывает состояние аффекта, это особо возбужденное состояние, вызванное нервным потрясением, когда люди не могут управлять своими поступками. Но вот оружие… Его они самовольно взяли из милиции, то есть украли. Это уже говорит о сознательном действии, — размышлял следователь вслух.
— Вы что ж, и ссыльных хотите привлечь к ответственности?
— Мне нужно разобраться в деле. Надо встретиться с Волковым. Не понимаю, зачем ему понадобилось тащить эту ссыльную н милицию? Ведь у них у всех очень много переработок?
— Да кто их учитывает на путине, — отмахнулся Геннадий усмехаясь.
— Но ведь речь идет о кормящей, — настаивал следователь.
— Здесь она прежде всего — ссыльная, — уточнил Мельников.
— Это не оправдывает ни Волкова, ни милицию.
— А как с оружием? Мне они его не вернут теперь, — вздохнул Геннадий.
— Сами привезут. Завтра. Ерофей мне обещал, — уверенно ответил следователь.
Мельников с сомнением покачал головой.
А утром увидел, как Гусев и Харитон передавали следователю оружие. Тот по списку проверил. Поблагодарил ссыльных, извинившись за все беды разом.
В этот же день увезли из Октябрьского пятерых милиционеров. Навсегда.
Новые работники милиции приехали в Октябрьский на следующий день. Все недавние фронтовики. У каждого ранения. Все в возрасте. Они были наслышаны об Усолье и ссыльных. И появляться там не торопились, мудро решив дать людям остыть и успокоиться. Пусть заживет у них больная память.
Единственное, чему они удивлялись, что основной виновник случившегося — Волков, спокойно живет в селе и занимает прежнюю должность.
Злило это и усольцев. Особо не мог смириться с таким Ерофей. Ведь именно Волков сунул его жену в милицию, настаивал накалить бабу, даже тогда, когда милиция отказывала в задержании Зинки и посылала Волкова вместе со ссыльной к Мельникову.
— Все будут наказаны, всяк свое получит, а этот — в сторон! Но ведь он затейник. Он эту музыку заказал, — злился Шаман. И все ждал, что пришлет следователь охрану и ордер на арест Волкова.
Но не тут-то было. Председатель поссовета снова вышел сухим из воды.
Зинка болела до конца зимы. Ерофей с ног сбился, выхаживая ее. И проклинал без конца власть, отнявшую здоровье у его жены. Нет, не обошлась усольцам без последствий расправа над милицией. Целых полгода платили они за лечение наказанного Лидкой милиционера, не получали на руки ни копейки из своего заработка.
Когда Харитон с Шаманом осмелились пойти в поссовет, чтобы потребовать выплату заработанных денег, Волков с ухмылкой им ответил:
— Не нравится отрабатывать должок на воле, будете возвращать его, вкалывая в зоне. Вас пожалели, а вы еще и возмущаетесь? Погодите! Припомнится вам это…
С того дня перестали продавать ссыльным в поселковом магазине масло, мясо, конфеты, сахар, чай.
Волков на это ответил усольским женщинам свое обычное:
— Не забывайтесь, кто вы есть…
А в марте, когда в Октябрьском началась подготовка к очередной путине, усольцам отказались дать обещанные две лодки, мол, обойдетесь на прежних. Не выдали им и спецовку.
Ссыльные молчали. Радуясь тому, что никто из поселковых не появляется в их селе. Ничего не требует, не наводит навязанных порядков.
В семье Ерофея понемногу налаживалась жизнь. Зинка уже ожила. Лицо и тело очистились от синяков и ссадин. Но следы от укусов навсегда остались на теле бабы, да. память не заживала.
Танюшка уже встала на ноги. И наслушавшись отца, поливавшего власть черной злобой, себе заговорила:
— Сволочи паскудные, чтоб вы передохли и задохнулись в говне…