Обреченный быть зверем
Шрифт:
— Где ты хочешь сесть? — стараясь сдержать голос, спросил Роман.
— Накрыто там, — сказала, растерявшись от всех этих странных ощущений, Юля, еще не придя в себя окончательно, чувствуя лишь, как бьется сердце, а тело словно замерло от чего-то.
— Мы можем выбрать то место, которое хочешь. Все перенесут, — сказал Роман на всякий случай.
— Да, точно, — выдохнула она, заметив стюарда, ждущего приказаний.
— Ну, так как ты хочешь? — спросил Роман ее еще раз, так и не получив ответ.
— Я не знаю, — к своему и еще большему его удивлению произнесла
— Тогда пойдем? — спросил он, подавая ей руку.
— Куда? — спросила она.
— Внутрь, — сказал он, и только сейчас судорожно посмотрев на свои ногти, которые к счастью, были нормальными.
Юля вдруг поняла, что ей нравится, что он все равно дает ей право выбора. Пусть в мелочах, но все же. Поэтому она осторожно взяла его руку, которую он так и держал протянутой, но не зная почему, прикоснулась к ней осторожно, слегка, словно боялась обжечься. А когда этого не произошло, выдохнула даже с удивлением, и сжала его кисть значительно крепче, чем было нужно, чтобы держаться. Роман все это время внимательно наблюдал за ней, сначала удивленно, потом озадаченно, но не мешал. Мужчина лишь молча ждал, но когда она взяла его руку, цепко, крепко, он ощутил восторг. То, что она начала доверять было самым потрясающим.
— Идем? — переспросил он, сделав выдох.
— Да, — ответила Юля, и неожиданно для самой себя улыбнулась.
Тем временем они прошли и сели за столик, и Роман отпустил ее руку, понимая, что глупо держать ее так, сидя за столом. И тут же словно тепло ушло, и это было ощутимо, как легкая тоска.
— Ты будешь воду или сок? — спросил он, делая вид, что ничего подобного и не ощутил.
— Яблочный? — уточнила Юля, вспомнив завтрак.
— А чем плохо? — удивился он. — Апельсиновый может вызвать аллергию, вишневый очень приторный, томатный…
Он скривился.
— Фу, гадость…
Юля почему-то улыбнулась. Все раздражение пропало, когда он дал такое простое и логичное объяснение своего выбора для нее утром.
— А тебе не приходило в голову, что вот я могу любить томатный сок? — спросила она его, сама не понимая, как хитро и лукаво это прозвучало.
— Ты его не любишь, и это я знаю абсолютно точно, — улыбнулся он уверенно и спокойно в ответ, пристально смотря на жену.
— Откуда? — удивленно выдохнула Юля.
— У меня есть связи, — уклончиво произнес Роман.
Девушка нахмурилась, пытаясь понять, как он узнал, что она не переваривает томатный сок. Но ни одной идеи не приходило в голову. И она, не будь журналисткой, спросила в лоб:
— Кто?
Роману не хотелось врать ей, тем более, подруга все равно рано или поздно скажет. В этом он был уверен, хотя попросил молчать, но та не дала ему определенное однозначное обещание. Поэтому вздохнул и произнес:
— Екатерина.
— Моя Катька? — тихо произнесла Юля немного ошарашенно.
— Ну, в общем да.
Она не знала, как на это реагировать.
— И зачем тебе это все надо? — пытаясь понять его мотивы, вдруг со всей серьезностью спросила она, чувствуя, что ей необходим честный ответ.
Роман
— Ты моя жена. Ты стала ею, независимо от того, помнишь ты это или нет. И я несу за тебя ответственность. За тебя и ребенка. И сделаю все, чтобы у тебя было все.
Она сидела, замерев, слушая эти его странные слова и вдруг поняла, что хотела услышать не это. Что она, оказывается, ждала признания, что он влюбился в нее, что сходит с ума от любви или любую другую романтическую чепуху. Что-то, что дало бы ей понимание, почему она решилась переспать с ним тогда, и что заставило бы ее дышать чаще, а сердце биться быстрее. Что это было его чувство к ней, а не что-то другое. Что все его попытки порадовать и угодить, которые она подмечала, были искренни, от души, а не обязаловка, потому что она ждет ребенка, которого он так хочет. Лишь чтобы просто задобрить ее. А то, что она услышала сейчас, его спокойный уверенный тон, резануло ее слух, достав до сердца. И все, что Юля только что чувствовала от его прикосновений, взгляда, ощущение его тепла, вмиг исчезло. Лопнуло, как красивый, переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь, который создали для потехи ради. Внутри словно все погасло.
— Я хочу в особняк, — сказала она неожиданно сухо, чувствуя, как словно что-то внутри только-только подавало признаки жизни, и вот опять умерло, и она больше это не чувствует. Ничего даже близко подобного. Только обычная серая жизнь.
Роман опешил.
— Как домой?! — выдохнул он.
— Я хочу в особняк! — уже громче и требовательнее сказала она, упрямо посмотрев на него.
— Юля, мы уже идем по реке, тут можно остановиться только у согласованных причалов. А это только там, где мы сели на яхту.
Конечно, это была неправда или почти неправда, но он хотел задержать ее, оставить на яхте, как было задумано, ведь это должен был быть романтический ужин, а она опять была такая, как всегда. Холодная и чужая. Он не понимал.
Девушка выжидающе смотрела, когда он даст распоряжение о возвращении.
— Мы плывем дальше, — наконец твердо сказал он, смотря ей в глаза.
— Ах так! — выдохнула Юля, сама не понимая, на что готова, лишь бы остаться одной. Лишь бы не показать, как мечтала о чем-то чудесном, а оно не случилось. А потому неожиданно для него вскочила из-за стола и стремглав побежала на палубу.
— Черт возьми! Куда ее понесло! — раздраженно прошептал опешивший от перемены в ее настроении Роман. — «Это не жена, а наказание какое-то!», — была его мысль.
Но тут он услышал всплеск воды.
— Только не это!! — выдохнул он ошарашено и помчался на палубу еще быстрее, боясь, что с ней что-то случилось. — «Беда, а не женщина! Ходячее ворчливое недоразумение!» — была его мысль, когда он уже был на палубе, а ее там не было. И тут же раздалось:
— Человек за бортом!
Глава 47