Обреченный клан
Шрифт:
— Значит, пил. И наверняка не один, — цепкий взгляд следователя пробежался по лицам. — Кто-нибудь запомнил с кем именно? — Притихшие собравшиеся снова устроили игру в гляделки. Это начинало раздражать. — Ладно, узнаю у работников столовой или администратора.
— Погоди, начальник, — оглянувшись на товарищей, попросил заросший чёрной бородой мужчина байкерской наружности. — С Томом Балаболом они вроде наверх шли.
— С ним, с ним, — поддержал его такой же, только светловолосый, мужчина.
Картина начинала вырисовываться.
— И где этот ваш Том?
—
Герберт едва зубами не заскрежетал. Но тут из-за поворота показалась машина с мигалкой.
— О, а вот и доблестная местная полиция. Довольно быстро, надо отдать им должное. Пойду познакомлюсь. Не расходитесь, господа. Я скоро вернусь, да и у полиции найдутся к вам вопросы.
При виде удостоверения столичного следователя местные сотрудники как-то разом подобрались и посмурнели, но никак комментировать его вмешательство не стали, только поблагодарили за помощь. Остававшиеся к этому моменту и без того немногочисленные вопреки просьбе зеваки почти рассосались. Потому Мари в резиновых тапочках, с голыми ступнями, в спортивных штанах, расстегнутой куртке, накинутой на футболку, под которой, кажется, не было белья, не могла не привлечь внимания. Тем более если учесть, что она наклонилась над телом.
— А это ещё кто?
— Моя спутница. — Герберт усилил окутывающий её кокон так, что тот стал заметен даже простым людям. Розмари бросила на него недовольный взгляд. Кажется, в таком, усиленном виде, он мешал и ей. Магические пряди в её волосах уже выцвели, окончательно уничтожив большую часть коричневой краски. — Она медик. Я попросил её по возможности установить причину смерти. Разумеется, после того как снял образ места.
Местные стражи порядка покивали и следом за Гербертом направились к Мари.
— Что скажете? — опередил их следователь.
— А что тут скажешь? Без вскрытия я мало что могу сказать, но, пожалуй, крови для такой раны слишком мало.
— И что это значит?
— Возможно, рана на голове появилась уже после смерти. Или когда он упал. Из-за чего-то другого, не из-за неё. Может быть, сердце.
— А может быть убийство.
— Да какое убийство, в нашей-то глуши? — поддержали версию девушки стражи порядка.
— Не мне вам рассказывать, какие бывают убийства даже в вашей глуши, — отрезал столичный следователь. Расследовал он пару таких случаев в провинции, что волосы дыбом вставали. И, что характерно, не только у него. — А то и большей, чем ваша.
— Пока я уверенно могу утверждать только то, что, во-первых, этот субъект был навеселе, во-вторых, умер он незадолго до того как поднялась шумиха, в-третьих, рана на голове не выглядит смертельной, точнее крови для того, чтобы он от неё умер, как-то маловато. Остальное вам скажет только коронер.
— Ну, вряд ли для него тут так уж много работы, так что возможно, до отъезда мы получим ответ на этот вопрос: раньше обеда мы явно отсюда никуда не уедем.
— Да вы никак смеетесь, господин маг! — возмутился старший из полицейских. — В нашей-то глуши? Да господин Ровер хорошо если к концу недели заключение напишет!
— Тут работы на пару часов от силы, — не поверила Мари.
— Так у господина же ещё приём пациентов.
Маги непонимающе нахмурились. Однако, как оказалось, ничего странного в пациентах у коронера не было, поскольку эту должность в посёлке занимал местный хирург, занимавшийся одновременно всем: и вскрытиями, и медосмотрами, и собственно приёмами пациентов хирургического профиля. Ещё и более-менее простые операции когда-то успевал делать.
— Безумие какое-то! — покачала головой привыкшая к совершенно другому постдипломница.
— Я думаю, если озадачить его этим с утра, время у вашего мастера на все руки найдётся, — не терпящим возражения тоном заметил следователь. Тоже привыкший к другому, только в несколько ином ключе. Если Мари ужасала многофункциональность врача именно как врача, то Герберта — отношение к делу того как коронера и то, как оно должно стопорить расследования. А то и вовсе их проваливать. — Да и мы можем немного задержаться…
— У меня завтра ночная, — негромко напомнила выгоревшая магиня, когда они, договорившись об утренней встрече и предоставив местным самим разбираться с формальностями и транспортировкой тела, уже шли обратно в гостиницу.
— Успеем, не волнуйтесь.
Её беспокоило пока не то, что она опоздает собственно на смену, а то, что, если они задержатся, она не успеет устранить последствия использования магии. В частности покрасить волосы, сейчас представлявшие собой нечто вовсе уж непотребно полосатое. На что Герберт, вытащивший из неё эти сомнения, напомнил, что волосы можно покрасить и тут, краска в гостинице наверняка найдётся.
Та действительно нашлась, хотя и совсем не того цвета.
— Рыжий вам пойдёт, — успокоил мужчина. И не удержался: — Или просто можете смыть остатки краски, оставить родной цвет. Вы же как-то делали это перед тем вечером в театре.
— Делала. Но как вы себе это представляете без алхимических составов?
— Не знаю. Я в красках для волос ничего не понимаю.
Это было как раз понятно. Ему как мужчине и просто как обладателю шикарной черно-алой шевелюры краски были без надобности. Ей самой в общем-то тоже, но за пять с лишним лет двойной жизни она так привыкла маскировать истинный цвет волос, что теперь возвращаться к нему было как-то странно. Но и менять полосатое безобразие на безобразие рыжее… Раньше бы она могла закрыться иллюзией, а потом, уже когда появится время, покрасить волосы нормальной краской, сейчас же такой возможности у неё не было. Хотя…
— Герберт, — мягко, так мягко, что он сразу заподозрил подвох, начала Мари, — а как у вас с иллюзиями?
Следователь замер, а потом рассмеялся:
— Хотите, чтобы я помог вам с волосами?
— Хочу, — бестрепетно подтвердила она. — Раз уж вы меня во всё это втянули, — она провела по волосам.
— Ладно. Будет вам иллюзия. Каштановые?
— Было бы идеально.
— Значит договорились. А теперь давайте, что ли, спать? А то завтра ещё к местному мастеру на все руки нужно.