Обречённый на одиночество. Том 1
Шрифт:
Накопившаяся в душе ненависть к убийцам и вера в неизбежную расплату вернули Чилле силы. Она встала и гордо выпрямила согнувшуюся было спину. Суровый крик молодой женщины, перед которой подлые люди выставили горькую чашу раннего вдовства, долетел до притаившегося в низине Курчали:
– Пусть знают в Курчали все сплетники и сплетницы, все, кто позволяет грязным мыслям рождаться в своих пустых головах, а в трусливых сердцах своих поселили злобу, – Тимарболат, подобного которому не было на нашей земле, не ушел бесследно! Если будет дочь – не спастись вам от сиротских проклятий, если же сын – ждите мстителя! Бодрствуйте, убийцы, ибо заснув, вы можете уже не проснуться!..
С
Вскоре Чилла стала матерью. Племянника, громким криком возвестившего о своем появлении в этом мире, гунойцы, родственники его матери, нарекли именем Берс.
…Через год после этих событий, в пору, когда осетр идет на нерест, братья Тимарболата поехали на нахские острова в Восточном море.
Сам по себе осетр не особо ценился у нахов. Многие вообще не ели его, презрительно называя «собачьей рыбой». Но икра осетра была чрезвычайно питательной и вкусной. Известные даже в дальних краях нахские врачеватели изготовляли на ее основе разнообразные снадобья, исцелявшие от многих хворей. Поэтому каждой весной на нахские острова и в прибрежные селения стекались толпы людей со всех уголков. Здесь они солили икру в больших дубовых бочках, чтобы ее с избытком хватило на долгую зиму.
С ранней весны до самого позднего лета нахская приморская полоса превращалась в одну огромную стоянку караванов.
В порт небольшого городка, заложенного нахами в устье Терека на самом берегу моря, прибывали длинные вереницы больших и малых судов восточных купцов, а также северян, спускавшихся по Волге. Отсюда расходились их товары по всему Кавказу.
С сыновьями Темболата, уже загрузившими свои арбы бочками с засоленной икрой, разговорился какой-то чужеземец. Курчалинцам не понравился его диковинный вид. Длинные волосы, свисающие до самых лопаток, клинообразная неухоженная борода, начисто сбритые усы и улыбка, то ли хитрая, то ли любезная, которая никогда не сходила с губ. Для глаза кавказца привлекательного в нем действительно было мало. Однако слова его немало удивили братьев, если не сказать больше.
– В стране вашей есть одинокая гора, – сказал он на чистом нахском языке. – Тот, кто найдет эту гору и вскроет ее пещеру, будет жить на этом свете в свое удовольствие, обладая несметными богатствами и великой властью. Мне сказали, что вы сыновья Темболата. Это имя не раз произносилось и произносится поныне в землях за двумя морями. Я тоже слышал о нем. Темболат знал, где эта гора, был посвящен в ее тайну и владел ключом к заветным сокровищам. Если бы вы отыскали это место, жизнь ваша превратилась бы в сказку. Даже кусочек металла величиной с женскую кисть из этой пещеры, будь то золото, серебро или даже медь, ценнее целого каравана этой вашей икры!
Братья вспомнили о медных пластинах, которые они оставили в яме, когда засыпали землей Тимарболата и его коня.
Они поручили аульчанам свои арбы, а сами пустили коней в сторону гор. Не заезжая в родной аул, повернули к тропе, на которой в тот роковой день устроили брату засаду. Искать не пришлось – они и через тысячу лет не забыли бы это место. Как одержимые, стали раскидывать землю, сгорая от желания поскорее добраться до заветных пластин.
Картина, представшая их глазам, наполнила сердца убийц неописуемым ужасом. В яме, которую они собственноручно закидали землей год назад, не было ни медных пластин… ни костей самого Тимарболата, ни даже каких-либо следов того, что здесь когда-либо лежал труп человека. В «могиле» лежал только обтянутый полуистлевшей кожей скелет коня.
Таинственные силы всегда влекут убийц на место своего преступления, и они рано или поздно обязательно возвращается туда, где пролили человеческую кровь. Эти двое тоже не раз бывали там, где совершили свое злодеяние. Конечно, дело было вовсе не в том, что они испытывали какие-то угрызения совести. Говорить о совести вообще не приходилось! Сожаления о содеянном, раскаяния или чего-то в этом роде ни один из них, естественно, не чувствовал, хотя совсем не думать о произошедшем тоже не получалось… Просто ноги сами несли их сюда, куда бы они ни держали путь. Братья могли бы поклясться – никто не вскрывал эту яму с тех самых пор, как они засыпали и тщательно утрамбовали ее. Ни человек, ни зверь. Тогда куда подевались эти проклятые пластины? Где останки Тимарболата? Не мог же труп просто взять и исчезнуть! Не живой же человек! Останки коня – вот они, лежат нетронутые!.. Что же это происходит! И что все это значит?
Убийцы с ужасом осознали, что они совершили не просто убийство, что в те времена не являлось такой уж редкостью, не только братоубийство, что являлось дикостью во все времена. Здесь было что-то еще… Что-то ужасное, угрожающее, леденящее душу, чего ум их не мог постичь. Какая-то зловещая тайна…
Страх, проникший в эти подлые сердца в тот час, не покидал их уже никогда, до самой смерти. С этим страхом братья ложились, с этим страхом просыпались, всегда и всюду чувствовали его мертвую хватку, сжимающую горло…
А Берс тем временем рос умным и любознательным. Силой и ловкостью он далеко опережал сверстников. В драках, которые часто случаются среди детей и подростков, никому не удавалось одержать верх над сыном Чиллы. Он всегда бился с остервенением волка-одиночки, которому не на кого рассчитывать, кроме как на самого себя. Не оставались в долгу и побежденные. Они наносили Берсу удар, против которого бессильны были и храбрость его, и сила.
– Вместо того чтобы тут с нами драться, лучше отомсти за отца, если ты мужчина! – не раз слышал он за спиной.
Больно ужаленный этими словами, сгорая от стыда и беспомощности, мальчик бежал домой и набрасывался на мать с расспросами:
– Нана! Мне надоело, нана, я не могу больше терпеть эти упреки! Скажи мне, скажи, кто убил моего отца? Где его могила? Почему мы никогда не бываем на ней? Скажи, где мне искать убийц? Почему ты скрываешь от меня правду, позволяя моим кровникам безнаказанно ходить по этой земле? Все попрекают меня этим!
Но мать каждый раз успокаивала сына. Мол, дети и сами не знают, что говорят, они просто пытаются хоть чем-то поддеть его, потому что чувствуют – он лучше их во всем. А зависть, говорила она, заставляет человека и не такое творить. Мальчику, которому только-только исполнилось семь лет, рано еще было знать всю правду.
Зашевелились и курчалинцы, до которых дошли слухи о том, что их племянник не по годам силен и ловок. Братья-убийцы совсем не желали, чтобы на противоположном берегу реки вырос враг, который однажды может явиться к ним с оружием в руках. Они пару раз даже попытались похитить племянника. Но братья Чиллы, вовремя проведавшие об этом, пришли на центральную площадь Курчали и объявили:
– Курчалинцы, то, что вы убили своего брата и нашего зятя, это ваше дело. Мы не вправе спрашивать с кого-то кровь их человека. Но Берс сын нашей сестры, которую вы сделали вдовой. Он родился в нашем доме, подрастает там и стал членом нашей семьи. И если по вашей вине с ним что-то случится, это уже будет нашим делом. Мы спросим за его кровь! Пусть об этом знают в Курчали, пусть об этом знают во всем Нохчмохке, пусть об этом знают все!