Обреченный на скитания. Книга 2. Графство пограничья. Первые шаги
Шрифт:
И всё-таки, где я и где все остальные? Прислушался. Тишина. Потрогал бинты на голове. Упаковали меня знатно. Правое ухо и вся шея замотаны, даже давит немного. И бинты странные. Грубые какие-то…
Батюшки родные! Вспомнил! Господи, лучше бы не вспоминал! Я в другом мире! А может, это всё был сон? Да. Конечно, сон. Но я, вроде, не падал вниз головой. Воспоминания отрывочные и мутные. Как будто всё было очень и очень давно.
Так, я шёл к графу Тургинову. Подумать только, к графу. Это что, не бред? Примем
Почему же я ранен? Конечно, я же дрался с… Не знаю с кем. С камазом? Бред. Но память услужливо рисовала картинку, в которой я с мечами наперевес бегу на мчащийся навстречу грузовик. Стоп. По-моему, у меня с головой проблемы. Да ещё какие! Ладно, подождём, вот кто-нибудь придёт и всё прояснит.
Я долго лежал в гнетущей тишине. Старался вспомнить хоть что-нибудь связное. Но всё, что касалось последних дней, всплывало в виде обрывочных картинок. При этом своё детство и студенчество помнил очень чётко.
Раздался тихий скрип двери, и в дом кто-то вошёл. Я закрыл глаза и принял расслабленную позу. Голова побаливала и очень хотелось пить. По осторожным шагам понял, что ко мне кто-то подошёл. И что дальше? Притворяться или восстать из мёртвых. Лучше полежу. Опыт подсказывал, что нужно как можно дольше не подавать признаков жизни. Целей будешь!
Ещё скрип дверей и женский голос:
– Ну, что ты над ним сидишь? Заняться нечем?
А голос знакомый, глубокий и мягкий. Мамский такой голос.
– Бабушка, по-моему, он шевелился. Он не так лежал, и аура у него посветлела, – раздался надо мной девичий голос. Захотелось увидеть этого ангела. – У него глаза шевелятся и дыхание сбилось. Ему, наверное, опять плохо.
Судя по шагам, подошла бабушка.
– Может, сон снится? – короткое молчание, а затем: – Ну что, парень, как ты себя чувствуешь?
По-моему, это ко мне.
– Бабушка, он что очнулся? – ангельский голосок будоражил во мне любопытство.
– А ты не видишь? И чему я тебя учила?
Шаги удалились. Притворяться стало стыдно. Я разлепил веки. Рядом со мной действительно сидел ангел во плоти. Девушка была бесстыдно мила.
Мягкие черты лица, изящный пропорциональный носик, большие голубые глаза, золотистые волосы, тонкие чувственные губы. Вот только годков ей, на мой взгляд, двенадцать-тринадцать. А жаль.
– Кх… кх… – раскашлялся я и выдавил из себя: – Пить… дайте пить!
Притворяться умирающим не пришлось. Голос звучал тихо даже для меня. В горле как будто песка насыпали – сухо и колюче. Девушка выжала тряпочку, с которой мне в рот попала вода. Я облизал сухие губы.
– Тебе нельзя много, – проговорила она. – Наконец-то ты очнулся, мы уже и не надеялись. Ты молчи, молчи. Вот наберёшься сил, тогда и поговорим.
Проглотив живительную влагу, я смог произнести:
– Ты ангел? Твой голос нежнее песни сверчка. Я уже в раю?
– Не знаю, что такое «раю». Ты у нас, мы с бабушкой пытаемся тебя оживить. Я не ангел, я Милёна.
– Говори, говори. Твой голос хочется слушать и слушать, он лечит лучше любых лекарств. Ты не молчи, иначе мне станет совсем плохо.
Меня просто несло, охватила какая-то бравада. Это что, нервы или гормоны?
– Бабушка, ему плохо, – тут же отозвалась Милёна.
Вошла женщина бальзаковского возраста. Весьма миловидная. Лицо гладкое, без морщин, внимательный взгляд, возраст выдавали разве что мудрые глаза и мягкий грудной голос:
– Ох, Милёна. Ты что, не видишь, что он тебе льстит? А вы, льстец, прекратите свои бесстыдные речи. Милёна от вас две недели не отходила, а вы только очнулись и сразу заигрываете.
Но Остапа несло!
– О, мадам! Как приятно видеть столь красивую и мудрую женщину в наставницах у этого хрупкого ангела. Я совсем не хотел обидеть вас своими словами. Прошу простить, если оскорбил ваш слух такими речами. Но говорю вам совершенно откровенно, что голос столь милого и непорочного создания, как Милёна, действует на меня совершенно волшебно!
Женщина улыбнулась:
– Как тебя звать, женский угодник?
– О, простите великодушно! Мадам, мисс. Разрешите представиться – Алекс. К вашим услугам.
– Просто Алекс? – брови женщины удивлённо приподнялись.
– О да, мадам. Для вас, просто Алекс. Вы так прекрасны, что находиться рядом с вами уже огромная честь для меня. Позвольте узнать ваше имя? – великосветски спросил я.
– Бабушка, он бредит? – озабоченно спросила Милёна, – может, ему успокаивающего дать?
– Видимо, да, – улыбаясь, ответила бабушка. Хотя назвать эту красивую женщину бабушкой язык не поворачивался. – Только отваров от этого у меня нету. Ты бы, «просто Алекс», успокоился и не заигрывал с Милёной. Она – девушка молодая, мира не видела, может не так все понять.
– Ах, простите, мадам, не называющая своё имя. Возможность оказаться рядом с таким чудесным цветком, как Милёна, кого хочешь с ума сведёт. Просто быть рядом – уже счастье, а возможность принимать живительное питье из её волшебных рук лишает меня последних способностей мыслить здраво!
– Жизнемира меня зовут. Помолчал бы, господин «просто Алекс», – женщина повернулась и вышла. Милёна растерянно смотрела то на дверь, куда ушла Жизнемира, то на меня. На её лице было такое детское недоумение, что у меня сжалось сердце от умиления и нежности.