Обреченный
Шрифт:
Очнулся я, судя по свету из «окна» в стене, ночью. Я лежал на прогнившей подстилке, на которой бы и собака вряд ли стала спать. И смотрел на небольшой проем, скрытый частой решеткой, но пропускающий воздух и немного лунного цвета. До обхода Дементоров оставалось совсем мало времени, а чувство обреченности уже поселилось в моем сердце.
Азкабан убивает волшебника. А меня просто уничтожает. Надеюсь, я не буду мучиться слишком долго? Вскоре я почувствовал холод и перед глазами снова замелькали самые страшные моменты из моей жизни. Жаль, что Патронус больше мне недоступен. Дамблдор предусмотрел все. Он подумал о том, что во мне может быть достаточно силы для беспалочковой магии и эти изверги надели на меня ошейник, лишающий магической силы. Даже будь я
Интересно, чем я заслужил такое? Где я оступился? И главное, мне действительно никто не верил. Что же всем сказал Дамблдор, что они просто забыли обо мне все хорошее? Зато то, что я владею парселтангом и победил Темного Лорда в детстве, мне припомнили. Назвав меня его наследником. Какие же волшебники Идиоты. И опять, прав был Снейп. Мы просто стадо Баранов.
Дементоры ушли, оставив меня опустошённым. Я чувствовал слабость и боль. И больше ничего. Ни одной светлой мысли не было в моей голове. Интересно, а если бы я попал в Слизерин на первом курсе, я смог бы избежать этого, или бы был посажен сюда еще раньше? Например, на втором курсе? Было бы очень удобно обвинить в этом меня. Единственный змееуст в школе. К тому же сирота, выросший в ужасных условиях, просто не может стать добрым и светлым волшебником. Лицемеры.
Я вдохнул и повернулся набок, сжавшись в комочек. Кого я обманываю? Мне просто хочется скорее умереть, чтобы наконец-то встретиться со своими родителями. Мысли в голове бегали весьма хаотично, и все это выглядело немного безумно, если бы кто-то узнал, о чем я размышляю. Мне было холодно. Одеяло мне не выдали, из-за запрета Дамблдора. Кормили дважды в день, что было не так уж и плохо. Я был приучен к простоте в пище. Так что сухарь и похлебка не были для меня слишком ужасным блюдом. Благо, воды было много.
Вскоре я понял, что лежа на этой подстилке я не согреюсь и принялся ходить по камере. Я знал, конечно, что если заняться спортом, то я смогу согреться, но я был слишком слаб для активных действий. Хоть я и понимал, что это скорее эмоциональная усталость, но преодолеть этот барьер просто не мог. Я, обречено вздохнув, вернулся на подстилку и снова свернулся в клубок. Не думаю, что меня спасут мысли о моей невиновности. Мне ничего не поможет. Хотя, возможно Волдеморт придет в Азкабан, чтобы освободить своих последователей и убьет меня? Ведь моя магия заперта, и я ничем не смогу ответить ему. Какой же я жалкий, Мерлин.
Размышления скакали с одного на другое, я терял нить реальности, так что вскоре я погрузился в неспокойный сон, полный кошмаров. Неужели я больше никогда не смогу спать спокойно? Скорее всего нет. Чертов Директор!
Проснулся я уже утром, судя по небольшому лучику, попавшим на стену моей камеры. Я с бездумной улыбкой смотрел, как он медленно скользит по стене, теряя счет времени. Вскоре послышался щелчок, и в камере появился поднос с едой. Я вздохнул и подошел к нему. Быстро съев скромный завтрак, я вернул поднос на место и он со щелчком исчез. Я лег на место, смотря на потолок. Без очков было непривычно, но я не особо переживал. Здесь все равно нечего разглядывать. Я повернулся на бок и притянул колени, обхватывая их. За эти пару дней, я понял, что здесь поддерживается определенная температура и холоднее здесь, слава Мерлину, не станет. Но и теплее тоже. А я замерзал с каждым днем все больше.
Дни текли друг за другом. Я сбился со счета, а отмечать их количество по станам считал глупым занятием. Мне все равно сидеть здесь всю жизнь, в чем тут смысл. Но помимо прочего, я понял, что моя связь с Волдемортом совсем не шутка. Я пару раз видел его глазами. Правда, видение было преотвратным. Он кого-то пытал, упиваясь свой властью и силой. А я просто смотрел его глазами, чувствуя его эмоции. Чем опять привлек Дементоров.
Интересно, что быстрее сведет меня с ума, видение пыток от Темного Лорда, или стражи Азкабана? Жаль ставить некому. Потому что я не уверен в том, кто выиграет это пари. С их приходом всегда
Со временем я стал сомневаться во всем. Я вспомнил свое первое письмо, и уточнение в конце: Чулан под лестницей. А ведь Дамблдор знал о том, в каких условиях я жил. Знал, что у меня есть деньги, но ключ был у него. И он ничего не сделал, чтобы облегчить мне жизнь. А то, как дальше посыпались письма, было чем-то сюрреалистичным. Не говоря о приходе Хагрида в хижину ночью. Все это отливало чистым бредом, направленным на то, чтобы произвести впечатление на ребенка.
Неужели я, правда, Идиот, раз не замечал всего этого раньше? А все мои геройства? Как плохо обученные маги смогли пройти ловушки, выставленные взрослыми волшебниками? Разве только потому, что они были созданы специально для нас. Но с учетом того, чтобы в главный зал попал только я. А Тайная Комната? Неужели Директор не знал о том, где она находится? Ведь там погибла ученица, и сложить два и два было не сложно. Но видимо у них получилось пять, раз уж Хагрида посадили в Азкабан. А о своем крестном я просто молчу. Его-то могли допросить с сывороткой правды. Но почему-то не сделали этого, запрятав его в Азкабан без суда и следствия. Просто потому, что он бормотал о своей виновности. Стадо баранов.
А Рон с Гермионой? Как я с ними подружился? Мне же никогда не нравились подобные ребята. Другое дело - Малфой. Хорошо воспитанный и обходительный парень. Но я почему-то оттолкнул его. Потому что он плохо отозвался о Роне. Но ведь он сказал абсолютную правду. А я просто Идиот. А почему я так возненавидел профессора Снейпа? Потому что он отругал меня за то, что я ничего не знаю? Но ведь я сам в этом виноват. А дальше меня настраивали против него Рон с Гермионой. А то, что меня сделали ловцом после первого занятия по полетам? Ну и что, что мне повезло не разбиться? Было же понятно, что мне опасно заниматься этим спортом, раз уж после каждой игры в Квиддич я оказывался в Больничном Крыле.
О мадам Помфри можно говорить отдельно. Она видела все мои шрамы и плохо срощенные переломы. Но ничего не сказала по этому поводу. И не вылечила их. Хотя убрать эти следы ей ничего не стоило. Но почему-то они не хотели, чтобы я забывал об этом. О жестокости своих опекунов и их сына.
О четвертом курсе вспоминать не хотелось. Травля, которая застала меня между выбором кубка и первым испытанием не была для меня такой уж тяжелой ношей. Конечно, недоверие Рона больно укололо меня, но я сдержался. Я привык к такому еще в маггловской школе. Так что спокойно все это воспринял. Конечно, мне помогала Гермиона и, как ни странно, Грюм, но для меня это не было страшным. Плохо было стоять перед Драконом, понимая, что я практически ничего не могу сделать, чтобы спастись, если буду недостаточно быстрым. Хорошо, что у меня была очень быстрая метла. Интересно, куда дели мои вещи? Особенно мантия и Карта мародёров? Я надеялся, что ее отдали Сириусу, но когда мои надежды оправдывались?
Я тяжело вздохнул сырой воздух, сдерживая кашель, и закрыл глаза. До обхода Дементоров еще много времени, так что я могу еще поспать. Во сне я опять скользнул в сознание Темного Лорда, смотря, как он пытает каких-то магов, под дикие смешки Пожирателей смерти. Но мое внимание привлекло другое. Они обсуждали нападение на Азкабан. Но он запретил искать меня или освобождать. По его плану я должен был сдохнуть в тюрьме. Покинутый всеми и сошедший с ума. Я никогда не сомневался в жестокости Волдеморта. Так что только с горькими мыслями наблюдал за происходящим его глазами.