Обретение ада
Шрифт:
Он посмотрел на часы, времени у него много. Целых тридцать минут.
Взглянул на генерала. И в этот момент произошел взрыв. Мощность заряда на этот раз была куда сильнее. Оба офицера мгновенно превратились в горящие факелы.
Первыми на место происшествия приехали генералы Дранников и Матвеев.
Матвеев, прибывший сюда по приказу командующего, долго и громко возмущался.
— Какие мерзавцы! — говорил он с небывалым воодушевлением. — Таких нужно расстреливать!
А вечером у него дома раздался звонок. Матвеев поднял трубку и, услышав голос Чиновника, походов дел от страха.
— Генерал, —
— Да, конечно, — испуганно сказал Матвеев.
— Все остается по-прежнему, — сообщил Чиновник, — и в Швейцарии тоже.
До свидания.
Матвеев осторожно положил трубку и тяжело опустился на стул. Он вспомнил сгоревшие тела Сизова и Ратмирова. И впервые в жизни подумал, что совсем не торопится стать командующим Западной группой войск.
Дроздов позвонил в Москву председателю КГБ СССР.
— Владимир Александрович, операцию «Троя» мы закончили. Деньги на наших счетах, виновники убийства в Праге установлены.
Он говорил по прямой линии связи, которую нельзя было подслушать. Это был особый кабель, проложенный между Берлином и Москвой. Но, даже разговаривая по этому телефону, он не назвал фамилии Валентинова.
— Как там наш главный герой? — спросил председатель КГБ.
— Он тяжело ранен, — произнес генерал. Крючков помолчал. Он не любил выражать свои эмоции. Потам сухо спросил:
— У вас все?
— Мне кажется, немцы проявили повышенный интерес ко всей операции. Мы все время чувствовали их присутствие.
— Ясно, — Крючков опустил трубку. На столе лежало сообщение Циклопа.
Эймс передавал из ЦРУ о повышенном внимании американских и немецких спецслужб к некоторым чиновникам, журналистам и депутатам. Под видом различных фондов и ассоциаций многих из них приглашали в западные страны, щедро оплачивая их поездки.
Крючков в который раз подумал, что не может, не имеет права говорить о данных этого агента открыто, иначе они потеряют свой источник информации в ЦРУ.
Он был наказан самой страшной карой из существующих на свете. Карой Кассандры.
Знать, что его пророчество обязательно исполнится и не быть услышанным своими соотечественниками. До последнего дня, даже арестованный, он так и не сказал об этом своем знании.
Он поднял трубку телефона снова.
— Леонова ко мне. С аналитическими материалами.
В военном аэропорту в это время стояли Дроздов и Сапин, прощавшиеся с Дранниковым и Макеевым. Генерал военной контрразведки был в плохом настроении.
Ему казалось, что главная часть вины за все случившееся лежит именно на нем. В отличие от него Макеев выглядел более уверенным. Теперь, когда стало ясно, что во всем были виноваты высшие чины ГРУ и военной контрразведки, он чувствовал себя гораздо лучше. Словно доказанная вина офицеров как-то извиняла его поведение.
В самолет внесли безжизненное тело Юджина. — Три зайца, — вспомнил слова Сапина Дроздов. — Деньги мы спасли, кто стоит за убийством Валентинова, — выяснили. А самого Юджина не уберегли. Может, полковник был прав. Три зайца — это было слишком много.
ЧАСТЬ IV
Его
(год спустя)
Лэнгли. 25 марта 1992 года
Эшби посмотрел на лежавшую перед ним папку и тяжело вздохнул.
Советский отдел все время лихорадило. После отставки Милта Бердена и развала Советского Союза они так и не решили, кому и как вести дела по странам, возникшим в результате крушения огромной державы. С одной стороны, логичнее было снова объединить их в один постсоветский отдел. С другой — было ясно, что схожие принципы по отношению к бывшим республикам СССР уже неприменимы. Если в Прибалтике сотрудники ЦРУ могли работать почти в открытую, создавая подставные компании и филиалы, то в Белоруссии или в Узбекистане все еще чувствовалось сильное влияние бывшего КГБ, отражавшееся на работе и местных органов контрразведки, и еще рождавшихся подобных органов России.
После развала Советского Союза нужно было коренным образом менять всю работу бывшего советского отдела. Эшби в который раз подумал, что Милт поступил слишком опрометчиво. Теперь ему придется расхлебывать всю эту кашу на огромной территории, занимавшей прежде одну шестую часть суши.
В последнее время было и несколько непонятных проколов, когда агенты, работавшие на ЦРУ, необъяснимым образом проваливались. Еще Берден перед своим уходом подозревал, что русские имеют своего «крота» в ЦРУ, но они тогда так ничего и не смогли доказать. А этот шпион КГБ, из-за которого ушел в отставку Берден, просто получил несколько ранений в спину. Все были убеждены, что он умрет. Но, вопреки всему, он выжил. Теперь перед Эшби снова лежало на столе то самое дело Кемаля Аслана.
«Настало время отдавать многолетние долги», — подумал Эшби.
В кабинет вошли Арт Бэннон и Уильям Тернер.
Поздоровавшись с ними кивком головы, Эшби показал на стоявшие рядом кресла. За этот год Бэннон поправился еще больше, а его лицо приобрело почти идеальные очертания шара. Тернер, напротив, возмужал и как-то переменился, словно руководство отделом специальных операций, который он возглавил лишь пять месяцев назад, сделало его старше и опытнее. Правда, галстук по-прежнему болтался у него на шее, как ненужная веревка, но непокорные прежде волосы были теперь коротко подстрижены и не торчали таким вызывающе смешным образом. Эшби, как и раньше, относился к Тернеру с полным доверием, хотя в последние месяцы чувствовал, что тот неуловимо меняется.
— В прошлом году, — начал Эшби без предисловий, — мы с вами бездарно упустили советского агента Юджина. Сейчас мы знаем и его кличку в бывшем КГБ, и масштаб ущерба, нанесенного нашей стране.
Этот агент умудрился целых семнадцать лет работать нелегалом, и мы никак не могли его раскрыть, хотя подозревали давно. А его последний трюк в Берлине был просто настоящей оплеухой нам всем. Мало того, что ему удалось от нас уйти, он еще сумел и спасти большую часть своих денег. Мы считали, что надежно защищены от этого, блокировав все его счета и продвижение акций его компании. А он под пакет акций провел сделку и получил пятьдесят миллионов долларов, которые сейчас русские наверняка используют против нас.