Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым
Шрифт:
Мы можем выбирать карьеру, но не выбираем призвание. Это оно выбирает нас. Выбрать то, что выбирает тебя, – это свобода, спутником которой станет чувство правильности и внутренней гармонии даже в конфликтном мире, невзирая на отсутствие внешней поддержки, и ценой значительных личных затрат.
Слишком часто мы продолжаем обслуживать программу первой половины жизни, когда душа уже обратилась к программе ее второй половины. В первой половине жизни есть место для порывов, для амбиций Эго, которые зовут нас отбросить страх и сделать шаг в открытый мир. Как мы уже видели, основная задача первой половины жизни – выстроить чувство сильного Эго, достаточное для того, чтобы вступать в отношения, соответствовать ожиданиям социальных ролей и самостоятельно поддерживать себя. Но мы склонны также излишне отождествлять себя с Эго и разнообразными внешними ролями. Как бы успешно они ни исполнялись, какими бы значимыми они ни были (а
Стыдитесь, граждане Афин, что вы столь печетесь о том, как заработать побольше денег, превозносите свои заслуги и влиятельность, притом что истина и мудрость остаются у вас в небрежении, а исправление душ нисколько не заботит вас!
Рано или поздно это становится понятно каждому бизнесмену, страдающему от депрессии, каждой брошенной жене или разочарованной домохозяйке – подобные вклады, продиктованные первой половиной жизни, обязательно предадут во второй, какими бы благонадежными они ни казались в свое время.
Амбициозные устремления первой половины жизни черпают свою энергию из заряженных образов, иначе говоря от комплексов, полученных в наследство от семьи и культуры, при всем том, что те едва ли способны оказать человеку поддержку в его индивидуальной судьбе. Действительно, мощные комплексы способны вытащить нас из зависимого состояния в открытый мир. Однако, в конечном итоге, они же отвлекают и уводят сознание от заботы о душе. На комплексах, порожденных слабостью прошлого и его узкими критериями, базируется наша привычная система координат. Как следствие, она работает скорей на ограничение и сужение жизненной перспективы, чем на ее расширение. Нет сомнения, что всех нас, как детей от материнской груди, следует отлучать от наивного сна детства и летаргии иждивенчества. Но Эго скорей предпочтет безопасность, а не развитие, в конечном итоге не получая ни того, ни другого. Слова, которые Пол Фассел написал о бойцах на фронте, вполне применимы и к тем, кто находится на линии огня повседневной жизни:
Как бы ум ни притворялся, он все равно не способен снабжать достоверным знанием, легко отступая перед усталостью, гордостью, ленью и эгоистичным безразличием [30] .
Только тогда, когда симптомы раскола между безопасностью и риском становятся достаточно болезненными, когда уже невозможно отмахнуться от них или приглушать антидепрессантами и когда фантазии Эго о своем суверенитете окончательно посрамлены, мы понемногу начинаем открываться для других возможностей.
30
Fussell P. The Boys’s Crusade. P. 126.
Как ни печально, но люди по большей части продолжают оставаться в плену самоотождествления Эго с комплексами, притом страдая от того, что отказывают себе в широких возможностях жизни, и одновременно поощряя этот отказ. Если бы честолюбивые устремления молодости, во многом вполне достижимые, поистине служили душе, тогда бы нас окружало куда больше счастливых людей. Куда меньше было бы разводов, злоупотребления алкоголем и наркотиками, а нам ни к чему было бы выписывать такое множество антидепрессантов, если бы амбиции первой половины жизни продолжали работать и во второй. Незачем было бы создавать и культуру, во всем полагающуюся на эскалацию чувственности и каждодневные попытки отвлечься от глубокого несчастья. «Нам не удастся прожить вечер жизни, продолжая держаться программы ее утра, – заключает Юнг, – поскольку то, что было великим поутру, станет незначительным вечером, и правда утра жизни вечером уже будет ложью» [31] .
31
Jung С. G. CW. 8. Par. 787.
Амбиции Эго так часто сосредоточиваются на материальных вещах, что даже исполнение желаний не оставляет после себя ничего, кроме усталости и апатии пресыщения. Случайно ли Данте отвел для чревоугодников один из кругов своего Ада? Ведь всем нам порой случается переедать. Возможно, он хотел сказать, что эти несчастные спроецировали духовную пищу на бездушную материю, обычное дело для нашей культуры, и такой конец для них, обманутых и неудовлетворенных, был вполне закономерен. (Прошу прощения за каламбур, но они действительно не поняли, чем действительно нужно кормить душу.) Тех, кто предавался похотям, ожидает огненный ров, ибо они сами ввергли свои тела в ненасытный пламень страсти. А материалисты, в предупреждение нашему материалистическому веку, получают материи с лихвой, и теперь им приходится беспрестанно катить огромные валуны. Определенно, нужно быть очень осторожным с тем, чего просишь: как бы оно потом не обернулось для нас тюрьмой. (Торо еще полтора века тому отмечал, что мы становимся пленниками абстракций, которые сами же создали. В заглавие самой длинной главы своего «Уолдена» он поместил слово «Хозяйство», порицая растущее порабощение экономикой, становившееся в те годы все очевидней.) На все грядущие века Данте запечатлел, как может выглядеть измена душе, убедительными образами тех, кто вверил жизнь материальному, но обманулся в своих ожиданиях. Вчитываясь в строки флорентийского изгнанника, понимая то, что он хотел сказать нам о своей эпохе и видя ее параллели с нашей, остается лишь сокрушенно признавать вместе с Мильтоном:
Куда, несчастный, скроюсь я, бежавОт ярости безмерной и от мукБезмерного отчаянья? ВездеВ Аду я буду. Ад – я сам [32] .Или с Фаустом Кристофера Марло: «О нет, здесь ад, и я всегда в аду» [33] . В противоположность меткому выражению Сартра, ад – это не другие люди; это мы с вами, придавленные миром, который сами построили для себя или позволили другим построить для нас.
32
Мильтон Джон. Потерянный рай. Перевод А. Штейнберга.
33
Марло Кристофер. Трагическая история доктора Фауста. Перевод Е. Берковой.
Чувство тоски, обеспокоенность, даже депрессия, порой сопутствующие реализованным амбициям или же неудаче на пути к их реализации, – вот приглашение провести разделительную черту между собой и намеченными для себя целями. Как правило, такое приглашение обычно оказывается непрошеным. (Как гласит легенда, Александр Великий прослезился, подойдя к берегам Ганга, поскольку не осталось больше ничего в этом мире, что можно было завоевать. По всей видимости, ему даже не приходило в голову, что существует и внутренний мир, беспредельной ширины и загадочности.) Чтобы принять подобное приглашение, понадобится целая революция в мышлении, немалая смелость и постоянное усилие. «Раз я и мои роли – не одно и то же, то кто же тогда я?» – тут же запротестует Эго. Больше того, придется искать и новые ориентиры, отличные от нашей культуры, тем более что помощи от нашей культуры в любом случае ждать не приходится.
Во второй половине жизни Эго не раз придется оказаться перед фактом, что нужно избавляться от своей идентификации с чужими ценностями, с теми ценностями, которые были получены, пожалуй, даже навязаны окружающим миром. Придется согласиться с тем, что внутренняя жизнь скорей принесет с собой спокойную уединенность, чем бурное возбуждение, которым живет мир. Устояв перед напором старых комплексов, не остается ничего другого, как довериться тому необъятному, порой пугающему, что непрестанно приглашает к дальнейшему росту. Эго придется учиться, как жить, сверяясь со своим внутренним миром, а не с оглядкой на «страшилки» своего времени. Но это, наверное, может показаться пугающим вдвойне. Не удивительно, что вкрадчивый голос поп-культуры повсеместно находит ответное внимание. И стоит ли удивляться, что связь с душой – такая редкость, а нам в своей изоляции бывает так страшно оставаться наедине с собой.
И все же, как это ни парадоксально, в сильном Эго и заключается источник нашей надежды на что-то лучшее. Нам должно хватить сил на исследование своей жизни и рискованные, но необходимые перемены. Человек, достаточно сильный, чтобы осознать ничтожность большинства желаний, поверхностность большинства культурных ценностей, отказавшийся приспосабливаться к невротической культуре, в конце концов откроет для себя и перспективы личного развития, и большую жизненную цель. Наивысшая задача Эго – отречься от эгоизма ради служения тому, чего действительно хочет душа, а не комплексы детских лет или ценности культуры. Вторая половина жизни потребует от Эго принять абсурдность существования, признать, что перед лицом смерти и небытия смешным кажется всякое стремление к величию, что тщеславие и самообман – самые соблазнительные из утешений, а глубокие, инфантильные желания детства будут вечно оставаться неудовлетворенными. В этом плане скорей к обратному результату приведет обращение к массовой культуре, со всеми ее фантазиями сохранения моложавого вида, непрерывным стяжанием материального и неустанным, лихорадочным поиском «волшебной палочки»: шарлатанских снадобий, мгновенного исцеления, готовых ответов на все вопросы, новых развлечений, уводящих от задачи души.