Обретение
Шрифт:
— Верь мне. — В словах его было больше искренности, чем она могла ожидать. С тех пор, как они вторглись в его жизнь, этот человек совершенно изменился. Прошло то время, когда Энн могла сказать себе, что утром уйдет из его дома, и все станет точно так же, как было до встречи с ним.
— Ты веришь мне? — спросил Пит, прижавшись губами к ее виску.
Отчаяние, равного которому она не испытывала, бросило ее к нему.
— Да, верю, — прошептала обессилевшая женщина и припала к его губам своими губами и обвила руками его шею. И вновь его губы заставили забыть обо всем. Этого она и желала сейчас больше всего на свете.
Упав на спину, она увлекла любимого за собой, словно бы впитывая в себя его силу и решительность. Запустив руки под его рубашку, она вытащила ее. Проложив пальцами дорожку через его живот к молнии его брюк, Энн услышала прерывистый вздох. Она не просто хотела этого мужчину, она нуждалась в нем, и ничего не могла с собой поделать.
Обезумев, женщина торопила его, выгибала бедра, страстно желая слиться с ним. Она не хотела сейчас нежности и осторожности, она жаждала ощутить его силу и власть, его мужское превосходство и мужское нетерпение.
Сорвав с нее остатки одежды, Пит отбросил их в сторону, помедлив только для того, чтобы скользнуть пальцами по обнаженному телу. В голове застучало, когда его губы поймали ее грудь и влажный, горячий язык прикоснулся к соску. Она отчаянно устремилась навстречу туману забытья, закрыв глаза и отдавшись тому наслаждению, которое захлестнуло ее. С каждым движением его пальцев, прикосновением губ она все больше погружалась в сладкую бездну, умоляя об одном, чтобы он как можно скорее слился с ней. Чего бы он сейчас ни желал, она желала того же.
До сих пор Пит думал только о ее удобстве, но сейчас в нем проснулся безудержный порыв. Он был наполнен ее запахом, вкусом, ее прикосновениями, и он уже не мог больше сдерживать ураган, уносящий к вершинам наслаждения. Руки, только что бывшие мягкими и осторожными, стиснули ее плоть, раб своего влечения, он выдохнул ее имя и притянул к себе, не желая когда-либо отпускать.
Все, что разделяло их днем, исчезло сейчас при лунном свете. С щедростью и доверием, ошеломившими его, женщина еще больше раскрыла свое тело навстречу ему, шепча ласковые слова, смысл которых, вероятнее всего, и сама не осознавала. Все «нет», которые Пит слышал от нее раньше, унесло словно вихрем. И он хотел всего, что мог получить: наслаждения, ощущения, все, что называется любовью.
Буйство ночи захватило и часть утра. Когда косые лучи утреннего солнца озарили комнату, Энн смежила веки. Она лежала тихая, балансируя на грани сна и бодрствования. Облако любви обволакивало ее словно коконом. Она чувствовала себя безопаснее рядом с Питом, более защищенной, чем когда-либо в своей прошлой жизни. Никто до сих пор не смог одарить ее этим драгоценным ощущением. С его твердостью и силой он сумел убедить ее, что все будет в полном порядке.
— А ну-ка, соня! — шутливо сказал Пит, потрепав ее рукой по плечу. — Пора просыпаться. У меня для тебя сюрприз.
Неохотно и лениво Энн отпихнула от лица подушку и заставила себя перевернуться на спину.
Пит, ухмыляясь, стоял у постели с подносом в руке, который тут же поставил рядом с ней.
— Только не надо глядеть так испуганно. — Энн удивленно всплеснула руками. Слишком хорошо она представляла его кулинарные способности. Все еще сомневаясь, она поглядела на поднос. Как отказаться от завтрака, не ранив его чувств? Извиняющимся тоном женщина сказала:
— У меня нет времени на завтрак. Нужно встать и кормить Рейчел.
— Уже покормлена.
Энн тихо простонала. Ее пугала даже необходимость приподнять салфетку на подносе, чтобы увидеть, чем он собрался ее травить… то есть потчевать. Она отбросила прядь со лба и с деланной улыбкой воскликнула:
— Вуаля! — Салфетка отлетела в сторону.
Вид яичницы-болтуньи, тарелки со свежими фруктами и золотисто-коричневых рогаликов не просто поразил ее — она почувствовала, как разыгрался аппетит и засосало под ложечкой. Заинтригованная, Энн взбила подушку и, сев прямо, опустила ягодку клубники в рот.
— М-м-м. Ты решил вконец избаловать меня.
— А что, идея. Ну, приступай к завтраку, а мне нужно вернуться.
Пока его не было в комнате, Энн с энтузиазмом вонзила вилку в яичницу. За все детство ее ни разу не баловали. Полная независимость — и в первую очередь от нее, подразумевалась как нечто само собой разумеющееся. Все всегда были заняты. Единственный раз в жизни ей принесли завтрак в постель, когда она после родов лежала в больнице.
— Кофе подан, — провозгласил Пит.
Вилка застыла в воздухе после такого объявления, она засмеялась. Все это было слишком славно, чтобы быть правдой, хоть его кофе и был ужасным.
— Вот он, — сказал Пит, ставя на поднос кофейник и две чашки.
Энн ухмыльнулась.
— О, чудно, кофе. — Поколебавшись, она спросила: — Ты в самом деле сам сделал завтрак?
— Норма, — лаконично ответил он, пододвигая ей чашку.
Приятный душистый аромат ударил в ноздри.
— Да восславится во веки веков ее доброта. — Глазами скользнув по галстуку, она предложила ему клубничку. — Ты одет.
Пит нахмурился, подражая ей.
— А ты надеялась, что я по-прежнему гол как сокол?
Пальцем она дотронулась до краешка его губ.
— Надеюсь, мне придется ждать до…
— Четырех вечера. — Он наклонился для поцелуя. От губ Энн исходил аромат клубники.
— Не очень-то скоро.
— Нет, вполне, — пробормотал он, едва удерживаясь от искушения послать ко всем чертям все на свете, кроме нее.
Энн ответила низким, хриплым смехом у самых его губ.