Обретенное счастье
Шрифт:
Княгиня Августа Дараган поведала о себе немногое. Дочь весьма богатых и знатных, особенно по линии матери, родителей, она была рождена вне брака, и препятствия к свершению оного не исчезли и теперь. Желая оберечь девочку от враждебности многочисленных и влиятельных родственников, ее в раннем детстве отправили под присмотром двух воспитателей, фрау Яганны Шмидт и герра Дитцеля, за границу. Они жили во Франции, затем в Италии – во Флоренции и Венеции – и вот наконец вынуждены были перебраться в Грецию, на Эвбею, в маленький городок Кориатос, в котором почти не бывали османы. Августа вскользь обмолвилась, что недоброжелательность родственников по-прежнему преследовала ее…
Это было два года назад. К тому времени средства молодой княгини были изрядно истощены, потому что гонец, который являлся раз в год и исправно доставлял из России суммы на ее содержание, на сей раз непоправимо запаздывал. Им был граф Петр Федорович Соколов. Позднее выяснилось, что он подвергся в пути нападению и принужден был изменить привычному маршруту. Спасаясь от преследователей, которых никак не мог сбить со следа, претерпев множество опасностей, израненный и больной, граф добрался со своим грузом до Скироса, где и был укрыт семьей крестьянина Спиридона Мавродаки. Графу пришлось открыться ему, просить помощи для изгнанницы и взять с него клятву сохранить происшедшее втайне.
Ему повезло, ибо мать приютившего его крестьянина была русская полонянка, бежавшая из османской неволи. Греческий рыбак подобрал ее и женился на ней. Сын их Спиридон с детства впитал священную любовь к России, так что помогать русским было для него неукоснительным долгом. Прибрежные крестьяне издавна дружили с контрабандистами, те и доставили на Эвбею графа, едва он немного оправился, вместе с дочерью Спиридона, которая была любимицей бабушки, а потому изрядно знала по-русски. Она возбудила доверие молодой княгини и была взята ею в услужение. У Августы давно уже зрела мысль перебраться из османской Греции вновь в Италию, чтобы затеряться в самом сердце католической Папской республики – многолюдном и шумном Риме, изменив притом фамилию. Граф предпринял путешествие в Вечный город, снял укромную виллу на тихой улочке. Наконец была нанята крепкая фелука, которая и зашла на Скирос, чтобы принять на борт Хлою, прощавшуюся с семьей, Лизу – неожиданную находку, и тяжелый сундук с сокровищами, чуть не стоившими жизни отважному графу, который отныне должен был оставаться в распоряжении княгини Дараган…
Окажись Лиза той, за кого она себя выдавала, будь хоть мало-мальски искушена в светских отношениях, знай хоть что-то о делах государства, которое было ее родиной, этот рассказ вызвал бы у нее множество вопросов. Ну, например, сыщется ли на свете хотя бы одна молодая княгиня, гонцом и охранителем для которой был бы граф? Или какова должна быть враждебность родственников, чтобы спасения от нее следовало искать в другой стране, постоянно скрываясь и подвергаясь всяческому риску?.. Да и многое другое могло бы возбудить ее недоумение, хотя бы тяжесть сундука. Судя по ней, сокровища, там сокрытые, были поистине баснословны! Однако, по наивности своей, она ничего не заметила.
Решившись, в свою очередь, поведать почти всю правду, Лиза не скупилась на подробности, дабы прикрыть зияющие дыры в ткани ее судьбы, которую решалась выставить на всеобщее обозрение.
Она поведала о мстительной Неониле Федоровне, воспитавшей как сестер Лисоньку и Лизоньку, лишь перед смертью открывшей правду последней о ее происхождении, но не обмолвилась о том, что вызвало эту внезапную смерть. Об Алексее Измайлове тоже не упомянула. Промолчала и о Леонтии, и о Вольном, конечно… Путешествие по Волге объяснить оказалось очень трудно, однако Лиза и тут нашлась. По ее словам выходило, будто до нее дошел слух о поездке князя Измайлова в Астрахань; вот она и пустилась догонять обретенного отца, да была захвачена калмыцким царьком Эльбеком, после чего начались ее злоключения. Все, что случилось потом, Лиза пересказала в точности. Здесь стыдиться было нечего. Судьба играла ею, а она боролась с судьбою, как могла.
Августа, весьма уклончиво говорившая о себе, испытывала явное наслаждение, слушая Лизу и переживая вместе с нею ее многочисленные приключения. В плавном и строгом бытии Августы пока не было ни падений, ни разочарований, ни взлетов; только терпеливое ожидание (недаром ее любимой приговоркою было: «Si fata sitant!», что на латыни означало: «Если будет угодно судьбе!»); и торопливые рассказы Лизы производили на Августу впечатление быстротекущей реки, которая неудержимо влечет воображение, хоть раз отдавшееся ее волнам.
Княгине, конечно, невдомек было, какие призраки носились вокруг «княжны Измайловой» при этих воспоминаниях. Так над погасшим костром еще курился дымок. Однако Августа была слишком умна и проницательна, чтобы не заметить: чувство неизбывной, тайной печали стало второй натурой ее новой приятельницы. Да и Лиза, которая, думая о собственной жизни, всегда словно бы слышала гудение спущенной тетивы и свист стрелы, разрезающей воздух, давно знала, что прежняя улыбка безотчетного счастья исчезла с ее лица безвозвратно…
Всем сердцем, исполненным сочувствия, Августа возмечтала помочь исстрадавшейся соотечественнице, преподавая ей мудрые заветы сдержанности, чтобы исцелить ее душу смирением, в котором сама была большая мастерица.
– Может ли человек предвидеть, что с ним будет? Вам не в чем упрекнуть себя, княжна, и жалеть о былом не стоит. Ежели бы вперед была известна участь всякого человека, не было бы несчастных – увы, сие, видно, не угодно господу. Всякий человек должен быть готов на всякие кресты, и все надо с покорностью сносить. Будьте тверды, и бог вас не оставит…
В общении этих двух льнущих друг к другу душ время проходило незаметно. Но вот как-то раз Лиза, увидевши Августу за чтением ее любимой книги – венецианского 1736 года издания «Жизнь Петра Великого», узнала, что в вещах княгини был целый сундук книг, и ощутила необычайную радость, словно встретилась с давно потерянными друзьями. Она всегда была охоча до чтения, вот только не часто бывала возможность отдаться сей прихоти. Августа радостно открыла новой подруге доступ к своим сокровищам (уезжая с Эвбеи, она без сожаления рассталась с богатым гардеробом, не пожелав бросить любимые книги); и уж они-то оказали на Лизу поистине исцеляющее действие. Столь много значило для нее изведать, что убийственным пыткам любви и разлуки были гораздо прежде нее – и с еще вящею силою! – подвергнуты нежная Дездемона, робкая Психея, целомудренная принцесса Клевская и раскаявшаяся Манон Леско [5] , что чем дальше, тем в большей душевной ясности и покое – чувствах, ею почти забытых, – проводила она свои дни на фелуке. По вкусу пришлись ей и Вольтеровы повести, в особенности «Задиг, или Судьба», ибо впервые в жизни столь умно и убедительно была разъяснена ей победительная роль случая в человеческой судьбе. И словно бы даже легче стало ей жить, оглядываться на прошлое и заглядывать в грядущее, ибо прежде полагала она, что стоит над всяким человеком Провидение, а оказалось – случай! Но он же слеп, нечаян, неразборчив в средствах, а стало быть, вовсе нет нерасположенности Провидения в жизни Лизы, кою ощущала она с самого раннего детства. Есть лишь множество разнородных случайностей, то нелепо, то страшно сплетенных в одну женскую судьбу.
5
Персонажи произведений В. Шекспира, Апулея, М. Лафайета и А. Прево.
Книги пробуждали в ней щемящую любовь к миру людей и простым его истинам. «Страсти – это ветры, надувающие паруса корабля; иногда они его топят, но без них он не мог бы плавать…» Это было для нее как отпущение грехов! Право же, Лизе порою казалось, что для счастья ей было бы довольно и одних книг…
Словом, за чтением и уроками итальянского языка, которые давала Августа, она почти не заметила, как путешествие их окончилось, благо погода благоприятствовала, а османский военный флот ближе к Касыму [6] прекращал плавание по морям; от торговых же турецких судов их охранил господь. И вот однажды ночью их фелука причалила в порту Таранта, где всем был поспешно справлен необходимый для путешествия по Италии гардероб, состоящий пока лишь из самого необходимого; нанята карета. И, держа строго на северо-запад, через Альтамуро, Беневенто, Фрозимоне и Веллетри, странники направились к Риму…
6
8 октября по ст. стилю, день начала зимы.