Обручальная песнь
Шрифт:
Глава 7
Зак привез Энни домой в начале седьмого.
— Я только быстренько приму душ и переоденусь, — предупредила она, отпирая дверь и заходя внутрь.
— Можно, потом я наведаюсь в ванную? — Зак показал ей чехол с костюмом, который только что вытащил из автомобиля. — Попросил приятеля сбегать ко мне домой и принести. Хочу произвести хорошее впечатление на твоих близких.
Сердце Энни сжалось.
— Вряд ли это поможет.
— Я же сказал тебе: не волнуйся!
Он перекинул чехол через спинку
— В душ! — перешел он на соблазнительный шепот, вызывавший ужасно греховные мысли. — А я буду сидеть здесь и представлять, как вода стекает по твоей коже, гладит, ласкает…
У Энни задрожали ноги.
— Присоединяйся.
Это было самое смелое приглашение в ее жизни.
— Как-нибудь обязательно. Но не сегодня. — Зак улыбнулся и провел пальцами по ее рту. — Не хочу думать о времени, когда мы с тобой окажемся в душе.
— О. — Перед глазами пронеслись невероятно восхитительные образы того, что мог бы задумать Зак. — Мне надо идти…
Он погладил ее нижнюю губу, но тут же, покачав головой, отступил:
— Иди, пока я не забыл о благих намерениях. Иначе на ужин не попадем.
Энни замешкалась, и Зак шлепнул ее по попке:
— Даже не думай. Я еду знакомиться с твоими родителями.
Чтобы сразу ясно дать им понять: как бы они к нему ни относились, теперь он — часть жизни их дочери, с ним придётся считаться. И не устраивать больше смотрин.
— Раскомандовался. — Наградив его хмурым взглядом, Энни отправилась в спальню за вещами.
Совсем скоро она станет голой, мокрой и горячей.
— Господи.
Запустив пальцы в волосы, Зак попытался усилием воли унять эрекцию. Не вышло. Возбуждение лишь усиливалось оттого, что из ванной доносился шелест ткани, скользящей по коже, переступание босых ног по кафельной плитке, шуршание кружева… Хотя, может, это лишь разыгралось его воображение.
А вот шум воды был вполне реальным. Застонав, Зак принялся кружить по комнате и, чтобы отвлечься от лишних мыслей, разглядывать вещи Энни. Кроме полок с книгами, на стенах висело несколько голографических рамок. Семейные фотографии, понял Зак, отмечая сходство Энни с запечатленной на одном из портретов женщиной постарше. Мужчина на снимке рядом — очевидно, отец Энни — добродушно улыбался, но что-то в нем заставляло леопарда прижимать уши и недовольно ворчать.
Шум воды утих.
— Душ свободен, — пару минут спустя донесся до Зака голос Энни.
Он выдержал небольшую паузу, давая Энни время проскочить в спальню — Зак сомневался, что устоит, если увидит ее в завернутую в одно лишь соблазнительно ненадежное полотенце.
В тесной душевой кабинке, полной пара, стоял густой и очень женский аромат парфюмерии. К счастью, мыло на полочке оказалось обычным, не слишком душистым. «Какие-то границы все-таки нужно соблюдать», — подумал Зак, программируя холодный душ. Ледяной воде наконец удалось унять жар тела.
Сидя в машине Зака перед домом родителей, Энни нервно ломала пальцы.
— Я
— Я польщен.
Она сурово свела брови:
— Не дразнись. — И все же Энни немного расслабилась. — Пойдем, чего тянуть. — Она решительно распахнула дверцу автомобиля.
Они встретились перед капотом.
— Что ж, хотя бы погода чудесная, — сказала Энни.
Зак обнял ее с ленивым изяществом кота.
— Красивое платье, — мурлыкнул он, проводя пальцами по ее бедру.
— Ох. — Нервы снова натянулись, в этот раз по другой причине. Она выбрала черное платье с запахом на груди, зная, что оно вполне устроит мать. Однако после замечания Зака Энни поняла, что наряд можно расценивать как сексуальный. — Я не слишком толстая?
— Я попозже скажу… когда развяжу этот бантик и сниму обертку. — Зак говорил так, будто она его подарок.
Энни почувствовала, как раскрываются ее глаза, а пульс учащается.
— Веди себя прилично.
— А мне за это дадут развязать бантик?
Пауза, затем в карих глазах вспыхнул огонек:
— Да.
Энни хотелось танцевать, хотелось чувствовать себя красивой и желанной, но больше всего ей хотелось лечь в постель с этим мужчиной, который уже прокрался ей в сердце. Она знала, что, позволяя этим отношениям развиваться, вот-вот нарушит свое самое главное правило. Понимала, что рискует своим сердцем; но если она оттолкнет Зака, то будет сожалеть об это всю оставшуюся жизнь. Энни впервые задумалась, что, возможно, перед матерью стоял выбор потруднее, чем ей казалось в детстве. А может, с тем, единственным, мужчиной выбора вообще нет. И от печального конца сказки не спастись.
— Да, — повторила она, — дадут.
— Тогда я буду примерным мальчиком. — Зак прижался губами к ее виску. — Пойдем, Ангел.
Она уже привыкла к этому прозвищу. Странно: Энни чувствовала, что Зак всегда так ее называл… словно это было правильно. Идя к двери, она ухватилась за это ощущение как за свой талисман.
— Поехали. — Она вдавила кнопку звонка.
Мать открыла дверь спустя две секунды. Одетая в строгое черное платье, дополненное лишь ниткой жемчуга, с волосами, затянутыми на затылке в узел, Кимберли Килдер выглядела именно той, кем она была — успешной и изысканной женщиной. Никто не мог бы догадаться о том, что под этим утонченным обликом скрывается уязвимость.
— Ангелика. — Мать наклонилась, чтобы дать дочери исполнить ритуальный поцелуй в щеку.
Расправив плечи, Энни сказала:
— Мама, это Зак Квинн.
Лицо матери не изменилось, но Энни поняла, что Кимберли отметила каждую деталь в облике мужчины, стоящего рядом с ней, — его черный костюм, ремень с серебряной полированной пряжкой, отглаженную белую рубашку. Расстегнутый воротник придавал Заку несколько непринужденный вид. Энни потеряла дар речи, когда вышла из спальни и увидела его в гостиной. От общения с диким Заком и так кровь закипала, а уж когда он прикидывался ручным… Ух!