Обрывистой тропой

Туринцев Александр Александрович

«С недавних пор мне чудится всё чаще…»

С недавних пор мне чудится всё чаще: В обыкновенный трезвый день Над городом чужим, как шмель гудящим, Тревожная встает вдруг тень. — То над людской беспечной кучей Уже неотвратимый случай Заносит властные крыла. И, бросив исподлобья взгляд колючий На ваше сытое благополучье, На ваши вздорные дела, — Не понимаю, как — слепые совы — Подъятого не видите бича; Непрочные над ним застонут кровы, И будете вы биться и кричать. И будет час. И ночи будут лунны, Когда неведомые хлынут гунны Неистовой голодною ордой. Не преградить их буйного прилива. И сметенным селам, тучным нивам, Пройдя

прожорливою саранчой, Оставят за собой лишь пепелища. Огню, мечу довольно будет пищи. Развеют и сожгут столетний потный труд И в петле огненной ваш город захлестнут. Ворвутся в улицы, в дома и храмы ринут. — О, как заплатите за сытость и покой! Забыв свой жалкий скарб и пышные перины, Вы стадом броситесь по гулкой мостовой. В размах пойдет раскачка с городского рынка, Накатится горой под крик и хриплый вой Всеевропейская последняя Ходынка. Сентябрь 1923

«По мокрой, каменной панели…»

По мокрой, каменной панели, В столичном, тягостном угаре Тоскливо, медленно, без цели Бредут задумчивые пары… И звон разбитого стакана, Рояля горестные звуки Летят из окон ресторана Во мглу тоски, печали, скуки… А жить без цели, без охоты, Когда тоска и скорбь так часты; Не проще ль сразу кончить счеты, Нырнув туда, под своды моста… Октябрь 1923, Прага

Эпизод

За каждый куст, канаву — бой. Уж много дней — Одно лишь — бей! Рвутся вперебой Под пулеметный град, Маршрут прямой: — Петроград. Станции с грудами Вывороченных шпал, Впереди и вокруг дымит Огненный карнавал. Усталый, грязный, давно не бритый, Мимо горящих сел, По дорогам, взрывами взрытым, Он батарею вел. Бинокль — в левой, в правой — стэк, И прочная в межбровьи складка Сверлит из-под тяжелых век, Как у борзой взгляд перед хваткой. Без двухверстки места знакомы, Все звериные лазы в лесу, Всё быстрей к недалекому дому Крылья прошлого сердце несут. За шрапнельным дымком к колокольне, Не забывшей простой его свадьбы, А оттуда тропой богомольной К затерявшейся в кленах усадьбе. Взяли мост. И опять — приказ прост: Первый взвод, Шагом марш — вперед. Где за горкой — лощина, — Мать когда-то встречала сына, А теперь, как злой пес, — пулемет. Знать, родной растревожили улей, Если острыми пчелами — пули. Стой! С передков! — Давно готово. Иль позабыл привычное он слово? Переломились брови криво — На карту всё, — мое не тронь? — И, как всегда неторопливо: Прямой наводкою… Огонь! Октябрь 1923

Паровоз

Из темноты глаза огромной кошки — Твоих два глаза, паровоз. Такой же, как и ты, тот враг сторожкий Всю радость у меня увез. Умчался в непогоду, в тьму, Сверля огнями вечер мглистый. И мне тупое слово «муж» Впервые стало ненавистным. Вы зябко кутались в углу, Смотрели в глубь себя во мглу, И по вагонному стеклу Чертили думы тот же круг. Так трудно думалось о двух… Когда недолгую мою зарю Завесит времени седая грива, Свой скорый буду ждать и Вас не укорю. Как и тогда, я усмехнусь лишь криво Подмигивающему фонарю. Ноябрь 1923

«Он никогда не будет позабыт…»

Он никогда не будет позабыт, Гул оглушительных копыт. Взбесившихся коней степные табуны Куда-то пронеслись неукротимо злы И оборвались со скалы… Душа — убогий ветеран, на шраме — шрам, Ждет оправданья тем годам Неслыханного головокруженья — Освобождающего нет креста. И простота вокруг и пустота. Декабрь 1923

Эпиграмма

По левому берегу скучной толпой Идем мы, рыдаем и стонем. Россия лишь в «Воле России» одной, Ее редактирует Слоним. <1923>

Музыка

М.

Цветаевой

Когда на симфоническом концерте Вдруг — Паузами сердца стук, И по спирали, в высоту К последнему, еще — и к смерти Срывается ракетою душа, Когда в ушах Тяжелая, из бархата, струя Виолончелей плещет, А захолонувшая, легкая моя На страшной вышине трепещет, Когда оркестр дышит грузно, не спеша, Как талая земля вздыхает ночью, — Боюсь: мгновенная всё перережет медь, И потолок — на клочья, И будет некуда душе лететь. Я так боюсь, что вспыхнет слишком ярко Свет, ослепляющий до дна, И Божьего огромного подарка Не выдержит она.

«О, справедливей бешеная плеть…»

О, справедливей бешеная плеть И ласковее пламень адских горнов Прошелестевшего в письме покорном: «Меня Вы не хотите пожалеть…» Все громы труб архистратигов, Смерть пробуждающая медь. Слабей упавшего так тихо: «Вы не хотите пожалеть…» Те твердые слова, что на разлучном камне выбил, О, разве это месть? Подумайте о той — великой лжи на дыбе, Которую нельзя не произнесть. Январь 1924

Эмигрантское

Светлой памяти

умершего Вл. Ив. Налетова

посвящается

Не полынь с травой-повиликою, Не крапивушка разрастается, — То над нами — горемыками Злое горюшко увивается. Всё грозит бедой неминучею, Не дает пожить, как нам хочется… При безвременьи виснет тучею, Черным вороном вслед нам носится. Будто свянув, желтый лист Ветром северным всюду носится, — Мощь казацкая под злорадный свист По чужим землям гибло тратится… И ужель судьба на безвременьи До седого — до бела волоса Без семьи своей, роду-племени, На чужбине жить уготовила? Будто осенью вянет маков цвет — Жизнь бродячая — беспросветная… На борьбу с судьбой прежней силы нет, Лишь в груди тоска безысходная… <1924>

Конница

Как по площади пройдешь ты серединою, Легкою стальной пружиною — Перебойный цок подков, Клочья пены с мундштуков, Кони-лебеди — поджары, А штандарты славой стары, Дерзкие хлестнут фанфары, Тонконогие запрядут, Проплывая ряд за рядом, — Раскрасавица, царица конница, Красоте твоей кто не поклонится! Уже бранными пошла полями, Дорогами пыльными… Похрустывая трензелями, Стежками шьет сильными. Не гостьей паркетною — коршуном Мелькнула в селеньи заброшенном. Всё круче стремит, всё напористей Беззубой навстречу, без горести! Пред тугокрылой птицей-конницей С опаской кто не посторонится, Кто встанет на дороге?! Одна лишь… Многих, многих, Последний перервав галоп Косою, — на земь… Скомкает… Не перекрестит мертвый лоб Рука девичья, тонкая… От края до края — рокотом… Брови сдвинуты, как в церковь идут. Обвалом находит — грохотом… Сжались плотно, в ивовый жгут. Рыси прибавь! Или не видишь, Господи, — От гранат земля оспою Взрыта, ряба… Вот первые — уже поют, Зачмокали… Взметнулась соколом И по жнивью Вдруг — лавою За смертью и за славою!.. Как гневный демон — На огненную стену, Всесокрушающими потоками И — наотмашь, с наскока Рушь! Смертоносная несется конница, Вражья голова — покойница! <1925>

«Зачем всю жизнь стремилась ты, спеша…»

Зачем всю жизнь стремилась ты, спеша, Всё испытать, познать, тревожная душа, Страдать, скорбя, и о своих и о чужих грехах. Ты силилась сиять на светлых торжествах, Печалиться на погребальной тризне… Но поздно-поздно поняла: Нет двух путей — добра и зла, Есть путь один, ведущий к жизни. 1925