Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР
Шрифт:
С таким запасом знания молодое советское «общество знания» приступило к проектированию структур нового народного хозяйства. Приведем краткий перечень принципиальных новшеств, введенных при проектировании советского хозяйства относительно доктрины индустриальной экономики (как либеральной, так и марксистской).
Прежде всего, была поставлена под сомнение центральная догма этой доктрины, согласно которой экономическое равновесие достигается путем обмена стоимостями. Понятно, что для такой экономики, основанной на обмене, требуется создание и поддержание большой и дорогостоящей системы измерений как части технологической базы сферы распределения. Нужна даже особая духовная культура, которая и возникла вместе с современным капитализмом (или, скорее, балы
Разумеется, из истории мирового хозяйства и из российского опыта было известно, что совместная деятельность и общежитие людей могут быть организованы и без купли-продажи товаров и обмена стоимостями — эти институты вообще возникли очень недавно. Существуют разные способы предоставления друг другу и материальных ценностей, и труда (дарение, услуга, предоставление в пользование, совместная работа, прямой продуктообмен и т. д.). Существуют и типы хозяйства, причем весьма сложно организованного, при которых ценности и усилия складываются, а не обмениваются — так, что все участники пользуются созданным сообща целым.
К такому типу относится, например, семейное хозяйство, которое даже в самой рыночной стране США составляет около 1/3 всей хозяйственной деятельности в стране. Этот тип хозяйства экономически исключительно эффективен (при достижении определенного класса целей) — замена его рыночными отношениями невозможна, т. к, оказывается, что ни у одного члена семьи не хватило бы денег расплатиться по рыночным ценам с другими членами семьи за их вклад [146] .
146
Это показали расчеты американских экономистов, проведенные в 70-е годы. Проведенный недавно расчет показал, что средняя американская домохозяйка «производит и поставляет» своей семье услуг, которые на рынке стоили бы около 100 тыс. долларов в год.
Хотя в качестве идеологии большевики приняли марксизм, на начальном этапе становления советской экономики стали быстро восстанавливаться традиционные («естественные», по выражению М. Вебера) взгляды на хозяйство и производственные отношения. Ленин после 1907 г. также сдвигался к установкам экономии — в смысле, который придавал этому термину Аристотель [147] . В его статьях об «очередных задачах советской власти», о гидроторфе или обводнении нефтяных скважин Баку хозяйство представлено в его материальной фактуре. Здесь нет понятий хрематистики и теории стоимости. Это можно было бы понять, внимательно читая Маркса — вместе с примечаниями, в которых он для контраста описывал «нерыночное» хозяйство.
147
Аристотель разделял хозяйство на два типа — экономию, что означает «ведение дома» (экоса), и хрематистику, нацеленную на получение дохода (их различают также как натуральное хозяйство и рыночную экономику). В царской России хрематистика не смогла занять господствующего положения, а в СССР она была подавлена или ушла в «теневую экономику». Господствовали нетоварные отношения, хотя сохранялась внешняя форма товарообмена и денег.
Уже Адам Смит видел смысл разделения труда лишь в том, чтобы рабочий производил больше продукта, а не в сокращении рабочего дня при том же количестве продукта. А вот как Ленин в статье «Одна из великих побед техники» излагает выгоды предложенного Рамзаем способа подземной газификации угля: «При социализме применение способа Рамсея, „освобождая“ труд миллионов горнорабочих, позволит сразу сократить для всех рабочий день с 8 часов, к примеру, до 7, а то и меньше. „Электрификация“ всех фабрик и железных дорог сделает условия труда более гигиеничными, избавит миллионы рабочих от дыма, пыли и грязи, ускорит превращение
Поэтому в 20-е годы основная дискуссия при выработке доктрины хозяйства шла именно по вопросу о применимости к ней теории стоимости. О том, насколько непросто было заставить мыслить советское хозяйство в понятиях этой теории, говорит тот факт, что первый учебник политэкономии в СССР удалось подготовить, после двадцати лет дискуссий, лишь в 1954 году! К. В. Островитянов писал в 1958 г.: «Трудно назвать другую экономическую проблему, которая вызывала бы столько разногласий и различных точек зрения, как проблема товарного производства и действия закона стоимости при социализме».
В 1920–1921 гг. среди советских экономистов велись дискуссии о введении неденежной меры трудовых затрат. С. Струмилин предлагал ввести условную единицу «тред» (трудовая единица). В противовес этому развивалась идея использования как меры стоимости энергетических затрат в калориях или в условных энергетических единицах «энедах» [148] . Оценивая ту дискуссию, Д. В. Валовой справедливо считает, что предложение меры энергетических затрат было противопоставлением «марксовой трудовой стоимости» [84].
148
Этот подход был навеян работами «экологического утописта» Отто Нойрата, вышедшими в 1919 и 1920 гг.
О непригодности категорий политэкономии для верного описания советского, явно не капиталистического, хозяйства, предупреждал А. В. Чаянов. Он писал: «Обобщения, которые делают современные авторы современных политэкономических теорий, порождают лишь фикцию и затемняют понимание сущности некапиталистических формирований как прошлой, так и современной экономической жизни» [266, с. 396.].
Действительно, всякое «натуральное» хозяйство (экономия, а не хрематистика), выводится за рамки политэкономии, и Маркс берет сведения из натурального хозяйства только для иллюстрации, для контраста. В словарях западных языков слово «хрематистика» даже отмечено как устаревший синоним слова «политэкономия». Американский экономист и историк экономики И. Кристол вводит вполне определенное разграничение: «Экономическая теория занимается поведением людей на рынке. Не существует некапиталистической экономической теории… Для того, чтобы существовала экономическая теория, необходим рынок, точно так же, как для научной теории в физике должен существовать мир, в котором порядок создается силами действия и противодействия, а не мир, в котором физические явления разумно управляются Богом» (цит. по [166]).
Несмотря на колебания между идеологией и реальностью, вплоть до 1941 г., как пишет А. Пашков, «советские экономисты упорно твердили: наш товар — не товар, наши деньги — не деньги». В январе 1941 г. при участии Сталина в ЦК ВКП(б) состоялось обсуждение макета учебника по политэкономии. А. Пашков отмечает «проходившее красной нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме, толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции затрат предприятия». Сталин на том совещании предупреждал: «Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат» [84].
Не имея возможности оторваться от «научного марксизма» в экономике, Сталин, видимо, чувствовал неадекватность теории стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. В феврале 1952 г., после обсуждения нового макета учебника (оно состоялось в ноябре 1951 г.), Сталин встретился с группой экономистов и давал пояснения по своим замечаниям. Он сказал, в частности: «Товары — это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т. д. Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары… К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства».