Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 3. Алхимическое средство
Шрифт:
– Это же дорого!
– Я угощаю!
– Нас обязательно заметят!
– И что? Артур и так знает.
– Откуда?
– Не только твои старшие братья присматривают за тобой! У других они тоже есть.
Луи осторожно посмотрел из-за занавески на машину, стоявшую у соседнего дома. Сквозь ее затемненные стекла не было видно, что происходит внутри, но он знал, что люди, сидящие там, внимательно вглядываются, а может быть, уже и вслушиваются в то, что происходи здесь.
– Иди сюда, Лучо! – Доминик хлопнул себя по ноге.
Луи вытянулся на диване, положил голову мальчишке
– Зачем это море тоски в твоих глазах?
– Не знаю… у меня какое-то предчувствие. Случится что-то плохое, Думи! Что ты затеваешь?
– Я просто хочу, как и твой брат, по-быстрому раздобыть денег…
– Я не верю.
– И не зря! Игра, в которую мы вступили – это большая игра, она не только о деньгах. Она странная, темная, в ней каждый следует за своими тайными желаниями.
– Я не понимаю, о чем ты! Зачем ты втянул меня в это?
– Не я, Лучо! Ты мог послать меня сразу, как только я заговорил с тобой. Но ты пошел на поводу у своих желаний. Они вроде почти невинны, но черт знает, чем могут обернуться.
– Ты на моей стороне?
– Я с тобой, но это не одно и то же. Игроки действуют в одиночку, не зная, кто играет на их стороне, не всегда зная, кто против них. Так честнее и интереснее. Мы словно за карточным столом – каждый видит только свои карты, ну, еще может при особой ловкости, подглянуть к соседям справа и слева от себя, что у остальных, ему неизвестно. Есть лишь один человек, который знает всех игроков, их возможности.
– Он следит за всеми?
– Просто он видит карты насквозь.
– Это… ты?
– Нет, Лучо, я только иду за своими снами.
– Кто это – Мерль?
Голова Луи затряслась на коленях мальчишки, когда тот залился хохотом.
– Ты его не знаешь, – ответил он.
– А ты знаешь?
– Да.
– Тебе не страшно?
– Страшно не жить, Лучо, постоянно бегать от того, что пугает тебя, и сдохнуть, так и не показав жизни кузькину мать – это страшно!
– Опять ты о смерти! Я не хочу умирать!
– Тогда попробуй жить! – мальчишка приподнял со своих колен его голову, оттолкнул Луи, встал, прошелся по комнате, закурил, усевшись на стол.
– Лучо, кто это? – он взял со стола одну из лежавших тут вперемешку с какими-то бумагами фотографий.
Луи подошел, взглянул на карточку.
– Это Ариана, моя старшая сводная сестра. Она умерла… остались только братья.
– Ты любил ее?
– Она одна меня любила, помогала мне и защищала от них. Она была очень хорошей, наверное, ей тяжело было с ними жить, особенно с отцом. Я уже стал забывать, это так давно было.
– Она была замужем?
– Нет, не успела…
– Очень красивая… сколько ей было лет?
– Двадцать три. Она мне была как мама.
Доминик промолчал, посмотрел на другие фотографии – вот мать Луи, на которую он так похож, отец и братья, вот снова она, еще девочка. Когда Луи отошел от стола, мальчишка незаметно сунул карточку в карман.
Песнь о деяниях
– Надо проветрится! Давай поедим и просто погуляем?
– Просто и непросто. Второе в первую очередь, а то все «непросто» закроется.
– Ум за разум зашел?
– Мой ум с удовольствием зашел бы в музей оружия и в гости к Чанчесу, а там нам подскажут какой-нибудь каво' – погребок, где можно посмотреть представление. Знаешь, что такое песнь о деяниях? Вроде бы энтузиасты еще ставят их различные варианты. Большинство владельцев таких подвалов днем работают на заводе или еще где-то, их помощники тоже. Доход от театра невелик, но они увлечены своим делом, чтят свои традиции. Между прочим, неподалеку от Льежа родился Карл Великий! Если нам повезет, посмотрим льежских марионеток в действии – кусочек «Роланда», «Двенадцати пэров Франции» или «Четверых сыновей Эймона».
– Почему кусочек?
– Они очень длинные, текст эпоса у них не принято сокращать – спектакли могут идти по 20–30 дней, как многосерийные фильмы.
– И сколько на это времени уйдет?
– Быть в Льеже и не посетить эти места непростительно! Заметь, я не тащу тебя, скажем, в музей Курциуса или Валлонского искусства! А потом погуляем, сколько я выдержу твое архитектурное бухтение.
– Я могу вообще молчать.
– Вообще можешь, Артур, но не в таком городе как Льеж! Думаешь, не вижу? Тебя уже распирает. Ну, давай, пока идем до музея… У меня тоже на языке висит уже история Чанчеса.
– Как он у тебя не отваливается? Еще и Чанчес! Кто это вообще?
Тут Артур понял, что совершил ошибку. Он поднес палец к губам.
– Ч-ч-ч! Я тебя ни о чем не спрашивал! Вот, смотри! Дворец князей-епископов, заметь, что снаружи – готика, а с внутренней стороны оформлен в стиле ренессанс. В одном из внутренних дворов можно увидеть, как поздняя готика перерастает в ранний ренессанс – это заметно по архитектуре стен, колонн, арок… Здание многострадальное. До него тут стоял другой дворец, десятого века, он сгорел, в пятнадцатом был построен новый, но через полвека разрушен, а нынешний уже шестнадцатого века. Южный фасад был поврежден пожаром в первой половине восемнадцатого века и перестроен, а западное крыло возведено в неоготическом стиле уже в середине девятнадцатого века. Обычно ренессанс сменяет готику, но в этом здании – наоборот – части, выстроенные в эпоху Возрождения – самые старые… Может, пойдем в парк «Цитадели»? Там «Солдатская лестница»! Четыреста ступеней!
– Ну, нет! Четыреста это только в одну сторону! Тем более, мы почти пришли. Оружие, правда, в льежском музее в основном огнестрельное, но зайдем ненадолго, может что-то полезное тут обнаружится, все-таки музей большой, количество экспонатов доходит по разным сведениям до пятнадцати тысяч…
Пока Артур бродил возле витрин с мушкетами, винтовками, пистолетами, в том числе дуэльными, рассматривал части экспозиции, посвященные Нагану и Байярду, Роланд на некоторое время исчез, а когда появился, сказал, что пора на выход. Артур обрадовался: вид оружия, особенно огнестрельного, чаще всего вызывал у него тревогу и печаль, он не мог отогнать мысли о том, для чего это все предназначено, и не желал любоваться орудиями убийства как предметами искусства, по его мнению, искусство обязано было быть мирным.