Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
Грузопассажирская ракета была готова к взлету. В стартовой шахте гудели и ныли вентиляторы. Сопровождающий был настолько любезен, что проводил Ник и Глора до их мест в первом ряду. Поднимаясь мимо нижних кресел, они видели лица пассажиров, зажатых в предупредительно мягкие тиски фиксаторов. Пассажиры испуганно поводили глазами. Они боялись ускорения горячей тяги. Под фиксаторами нельзя было различить цвета комбинезонов — только лица и руки в перчатках. Глор и Ник заняли свои кресла. Рядом заводил глаза и кряхтел пожилой Диспетчер. Его шлем с гребнем торчал в фиксаторе, как овощ в грядке. Из открытого рубочного люка выглядывал пилот — лицо у него было ехидное. Он сказал сопровождающему:
— Проваливайте, инжер… Не успеете выйти, расплющу, как лаби-лаби!
Пилот захохотал, положив на горловину люка руки в розовых перчатках, — низшая каста, разве от них дождешься вежливого обхождения?
Внизу хлопнул люк, заурчала гидравлика. Космодромное радио прохрипело: «Две пятерки, две пятерки! Тебе дается старт на столбе, тяга ноль семь, вертикаль…» Диспетчер радостно дернулся в кресле — старт на антигравитации! Но радио безжалостно продолжило: «…переход на горячую тягу, два и семь, вертикаль три два ноль. Две пятерки, подтверди готовность».
— Да что орешь, я давно готов… — буркнул пилот. Закрылся грузовой люк — опять хлопок и шипение. Пилот неожиданно улыбнулся Ник, проворчал: — Ну, понеслись, — и скрылся в рубке.
Диспетчер, освободившись от страха перед проклятым ракетчиком, застонал:
— Во имя Пути, почему я не дождался пассажирской… Ускорение два и семь девятых, уж-жасно!
Снизу кто-то сказал:
— Пассажирских трое суток не будет, Диспетчер.
Судя по тону, это был космодромный инженер из третьего ряда. Космодромные — нахалы. Глор ничего не видел, кроме белой рубочной переборки и башмаков своей подруги. Он с пренебрежением подумал, что Диспетчер напрасно стонет. Тяжелый тихоходный гроб, в котором они летели, наверняка устойчивей при подъеме, чем легкая пассажирская ракета. И тут его вдавила в кресло горячая тяга. Потом ракету затрясло и начало швырять, и временами казалось, что она падает, а не поднимается. Кресла отчаянно скрипели. Фиксаторы, по-своему реагируя на перегрузки, сдавливали тело — не вздохнуть. Приличие не позволяло окликнуть Ник. Глор страдал молча. Пилот безмятежно-весело проорал по внутреннему радио:
— Эй, господа! Держитесь, уже недолго.
Рывок двигателей — наступила черная слепота. Глор потерял сознание. Очнулся. Опять упал в черную яму. Очнулся. Ракета шла ровно, снижая ускорение. Шевеля пальцами, Глор определял: двукратная. Один и четыре. Пять девятых… Ноль! Невесомость! Она была как ласковая теплая вода. Ракета вышла на орбиту космических доков.
Пассажиры облегченно загудели. Они обсудили взлет и пришли к выводу, что автоматы настроены не лучшим образом. Диспетчер, ничего не смыслящий в космонавтике, капризно простонал:
— Где мы, во имя Пути?
Ему объяснили, что на обзорном экране пилота проходит троянский спутник связи и навигации, за горизонт опускается спутник Титановый, а в нижнем секторе сейчас появится Главный док — место достройки больших космических кораблей. Ракета идет к доку на свободном падении и будет принята на грузовом причале. Затем пассажиры погрузились в молчание. Так уж принято. Приходится молчать в лифте, гравилете, в любом общественном месте, если вы прилично воспитаны… Так проходил этот космический перелет, двухсотый или трехсотый — кто их считает? — в жизни Глора и Ник и первый в жизни Севки и Машки.
Главный док
Генератор Главного дока подхватил ракету, как огромная мягкая рука. Сравнял ее скорость со своей, затем переключился на притяжение и плавно втянул суденышко в решетчатый цилиндр грузового причала. Пассажиры узнали об этом по толчкам и шуму — ракета несколько раз грохнула бортом о фермы. Приехали. Люки открылись. Глор и Ник спрыгнули на причал и с наслаждением размялись.
Они пошли по трапу-туннелю, присосавшемуся к обшивке ракеты. Пол был мягкий и пружинил под ногами. Такие трапы подавались к пассажирским люкам всех прибывающих ракет — снаружи был вакуум, космическая пустота. Главный док начинался за обрезом трапа. Жилая часть спутника была построена как корабль — бронированная сигара, около пятисот метров в длину и шестидесяти в диаметре. Бок о бок с нею, прихваченные титановыми стропами, летели в Космосе строящийся корабль и еще стометровый цилиндр мастерских. Издали все это выглядело как три связанные палочки: две длинные и короткая. Причалы служили продолжением короткой палочки — мастерских. Вдоль причалов, по броне жилой сигары, были проложены стеклянные туннели. Из них, как ветви из стволов, торчали воронки трапов. Шагая от ракеты к входному вестибюлю, Глор и Ник видели под ногами, под толстым эластичным стеклом, зеленую обшивку жилой сигары. Справа — такую же обшивку корабля. Этот космический гигант был построен в Монтировочной первого потока и поднят в Главный
Туннель кончался у основания маяка. Приезжие попали в центральный вестибюль Главного дока, где соединялись причалы, мастерские, корабль и жилая сигара. В низком, тесном зале была толкучка. Мелькали рабочие комбинезоны, вакуум-скафандры, панцири роботов и шлемы Диспетчеров, самоходные тележки. Старшие офицеры Космической Охраны дежурили у входов. Глор и Ник пробрались к жилому коридору, предъявили жетоны охраннику, а перчатки — сторожевому роботу, висящему у его плеча. Офицер уже сделал механический жест — проходите, но вдруг спрятал жетоны, сказал несколько слов в браслет и попросил приезжих обождать. Слева от офицера было выгорожено место для ожидания. Глор и Ник встали там, как на острове, и робот устремил на них бдительный взгляд. Жетоны остались у охранника.
Некоторое время они с любопытством разглядывали вереницы балогов и автоматов, снующих через вестибюль. Узнавали знакомых по Космической Академии, кланялись. Но через две девятых часа начали беспокоиться. Обождав еще одну девятую, Глор спросил, не забыл ли о них господин офицер высшего класса?
— Никак нет, господин монтажник высшего класса! — бодро сказал офицер. — У вас пропуска с проверкой в Расчетчике, к сожалению. Виноват… Проходите, господин командор… Так что ждите, господа монтажники. Когда Расчетчик освободится, вас вызовут в контрольную камеру.
Офицер смотрел в сторону и не видел, что Глор побледнел, а Ник схватилась за щеки. Проверка в Расчетчике! Это конец. Глора и Севку, Ник и Машку ждала не служба в Главном доке, а бесславная гибель под стволами распылителя.
Земля. Тридцать шестой день
Прошла неделя после операции «Апостол» — с легкой руки профессора Ямщикова это название прижилось. Сам «апостол», оказавшийся работником Министерства иностранных дел, был освобожден от Десантника, вполне поправился и рвался домой. Но тот же Ямщиков не отпускал его — исследовал на сотню ладов. Благоволин тихо сидел в своей комнате. Это называлось домашним арестом. Физик употреблял такое количество черного кофе, что начхоз ежедневно приходил в отчаяние. А дежурный по библиотеке таскал ему стопки книг, которые осваивались в полной тишине. В особняке Центра вообще было очень тихо. Лишь «апостол» имел обыкновение по утрам распевать пронзительным тенором французские песни. По вечерам он пел испанские песни, а профессора Ямщикова ругал по-итальянски. За глаза. Ямщикова все побаивались.
Эти двое — профессор и его пациент — не знали, каким делом занят Центр, и развлекались каждый по-своему. Остальным было не до развлечений. Операция «Апостол» оставалась единственным успехом Центра, и то случайным. Пришельцы-резиденты казались неуловимыми. Исследование кристалликов, взятых у «апостола», ничего не дало. Кристаллическая структура была настолько сложной, что на расшифровку ее понадобились бы годы — да и чем помогла бы расшифровка?.. Кристаллы ровно ничего не излучали и по виду были обыкновенными стекляшками, разве что довольно тяжелыми… Уцепиться было не за что. Время шло. Миновал тридцать пятый день после тугаринских событий.