Обсидиановый оракул
Шрифт:
– Чего ты ждешь? – проскрипел Сач. – Иди и возьми ее!
Король открыл сумку и вынул очень широкий черный пояс. Застежка пряталась под массивной пряжкой, изображавшей языки огня, среди которых горел череп свирепого получеловека. Когда Тихиан положил пояс себе на руку, жесткая кожа хруснула, издав ужасный звук ломающихся пальцев.
– Это же дварфский пояс Ранга! – выдохнул Виян.
Тихиан кивнул. – Небольшой подарок для духов Са’рама и Джо’орша, – ответил он. – Вы помните тех рабов, по которым Агис сходил с ума?
– Тех, ради которых ошибочно напали на Клед, – подтвердил Виян.
– Да, за исключением того, что не было ошибки – и напали не ради рабов, – сказал король, ухмыляясь.
С этими словами он нажал пальцами на сверкающую слюду. Короткое ощущение жжения – и пальцы прошли насквозь, а он сам смотрел на свою руку через серебристую плиту. Мембрана напомнила ему крышку, покрывавшую яму, в которой он оставил Агиса. Вспомнив, как трудно было выбраться оттуда, он немного заколебался, прежде чем ступить за нее.
– Вы, двое, останитесь здесь, – сказал Тихиан головам. – Мне может потребоваться помощь на обратном пути, чтобы пройти через это.
– Я пойду с тобой, – сказал Виян. – Сач может подождать здесь.
Тихиан подумал какое-то мгновение, потом покачал головой. – Разве ты забыл, что я обнаружил местоположение Линзы найдя неумерших духов Са’рама и Джо’орша? – спросил Тихиан. – Я уверен, что обнаружу их там, внизу, вместе с Черной Линзой. И если они еще помнят тебя с дней Раджаата, я ничем не смогу помочь тебе.
– Как хочешь, – ответил Виян. – Но если ты проиграешь-
– Вы не сможете сделать мне что бы то ни было худшее, чем Са’рам и Джо’орш, – ответил Тихиан.
Король прошел через слюду, потом взглянул назад, на Сача и Вияна. Обе головы продолжали парить перед входом, ожидая его и подозрительно хмурясь.
– Спрячтесь! – приказал Тихиан. – Я не хочу, чтобы вы были здесь, когда я выгоню Са’рама и Джо’орша наружу.
Парочка недовольно прищурилась, но послушно поплыла прочь. – Учти, мы будем наблюдать! – предупредил Сач.
Король зашаркал по наклонному туннелю. Каждый раз, когда он касался серебристой поверхности слюды, по его пальцам пробегало болезненное покалывание. Воздух был горячий, без малейшего дуновения, в нем ощущался тяжелый затхлый запах сырости. Было абсолютно тихо, за исключением тяжелого дыхания самого Тихиана, вырывавшегося из его губ, да мягкого шлепания его сапогов по полу. Чем глубже он спускался, тем больше менялся цвет стен: из серебрянного он стал бледно-фиолетовым, затем зеленым, коричневым, и наконец, когда король спустился так далеко, что вход стал только светлой точкой далеко позади, туннель стал абсолютно черным.
Вскоре мрак сгустился настолько, что стало невозможно увидеть то, что лежит впереди, и Тихиан остановился, готовя заклинание света. Когда он открыл ладонь, чтобы набрать нужную энергию, всю его руку охватило то же жжение, которое он испытывал, когда касался пальцами стен. Прежде, чем он успел сжать кулак и оборвать поток, странная сила влилась в его тело, как если бы кто-то впрыснул ее в него толчком снаружи.
Шипя от боли, Тихиан вновь открыл ладонь и попытался выгнать из себя сжигающую энергию. Ничего не произошло, только запах от его собственной горящей полоти достиг ноздрей. Боясь, что он может сгореть в этом странном пламени, король выудил комок горящего моха из сумки и выкрикнул заклинание.
Ослепляющая вспышка заполнила туннель. Жестокие покалывания внутри тела Тихиана растворились, как если бы его заклинание вобрала в себя всю энергию, напитавшую его тело. Однако противный запах горящей плоти никуда не делся, как и жжение, которое он чувствовал внутри себя. Король обнаружил, что он втягивает воздух через сжатые зубы, а бокал внутри его сознания переполнен коричневым сиропом боли.
К его ужасу, заклинание сработало не так, как он планировал. Вместо мягкого красноватого свечения, которое он ожидал, коридор наполнился сотнями шаров, испускавших темно-красный свет, в какой-то момент вспыхивавших ярчайшим светом, а потом быстро гаснувшими.
Глазам Тихиана потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к странному освещению. Когда же это произошло, он едва не пожелал, чтобы вновь стало темно.
Вверх по коридору ползли две скелетообразные глыбы, размером с гиганта Сарам, по форме отдаленно напоминавшие человека. Вместо ног у них были искривленные массы, с узловатыми шарами вместо ступней, тогда как бедра, колени и голени слились вместе в один спиралеоразный столб. Длинные, искривленные обломки костей торчали из их плечей, и не было даже намека на локти, запястья или ладони. У одной из фигур были оплавленные ребра и горбатая спина, на толстой и короткой шее сидел череп, на котором выделялся скошеный лоб. Торс другого был самым обычным, не считая того, что щея заканчивалась бугристым обрубком, а головы не было совсем.
Вне зависимости от того, был ли у них череп, пара оранжевых угольков горела там, где полагалось быть их глазам. В том месте, где когда-то был подбородок, в воздухе развевалась спутанная масса серых бород, ничем не привязанная ни к плоти ни к костям.
Тихиан невольно сделал шаг назад. Его исследования открыли ему как найти Са’рама и Джо’орша, что сделать, чтобы они выслушали его, и даже как заставить их покинуть Линзу – но король оказался не готов к тому ужасу, который он видел перед собой.
Тем не менее он проглотил свой страх, потом спросил, – Не вы ли Са’рам и Джо’орш, последние рыцари Кемалока?
Тихиан спросил не потому, что сомневался в их именах, но потому что хотел напомнить призракам о том, кем они были раньше. Королю удалось узнать, что после смерти дварф, не сумевший выполнить свой жизненный фокус, забывает о том, кем он был, становясь бездумным монстром. Такая забывчивость, похоже, была для него единственным способом избежать ужасной боли, которую они испытывали, предав самую сущности своего бытия. Для того, чтобы план Тихиана сработал, Са’рам и Джо’орш должны были лишиться этого маленького удобства. Они должны были вспомнить, кем они были.