Объятия дьявола
Шрифт:
Эдвард невольно покраснел. Окажись она готовой на все деревенской девкой, неизвестно, как бы он поступил.
— Ах, Эдвард, да ты и впрямь превратился в настоящего повесу! Именно поэтому и неравнодушен к ленивым иностранкам?
— Касси, дерзкая девчонка! Откуда ты знаешь это слово — “повесы”? Уж Эллиот, конечно, не обсуждает с тобой подобные вещи!
— Не забывай, что Эллиоту уже двадцать два! Далеко не мальчик! Я вновь и вновь допытывалась у него, но он не говорит, как проводит время в Колчестере и Лондоне. При этом
Касси сбросила его редингот, и Эдвард поспешно отвернулся.
— Кажется, после смерти мистера Броума никто не следил за твоим воспитанием.
— Увы, это правда, — нарочито печально согласилась девушка. — И по ночам меня согревали лишь твои нечастые письма. Но, судя по блаженной улыбке, которая сияет на физиономии Эллиота каждый раз, когда он возвращается после своих похождений, я сказала бы, что письма вряд ли могут служить достойной заменой.
Эдвард улыбнулся, не позволяя, вовлечь себя в перепалку.
— Я очень переживал, Касси, когда узнал о кончине твоего отца.
— Возможно, все к лучшему, — деловито заметила девушка. — Он день ото дня становился все более странным, особенно последние два года. Я постоянно ощущала, что он меня избегает. Эллиот считает, что я очень похожа на маму и, глядя на меня, отец терзался неизбывной болью. Наверное, он всегда недолюбливал меня, потому что я убила мать.
— Не будь дурочкой, Касси, — резко бросил он, оборачиваясь.
— Но она умерла, когда рожала меня, Эдвард, — всего в двадцать три года. Я каждый раз страдаю, думая об этом.
Эдвард не сразу ответил. Он неотрывно смотрел на девушку. Она сидела на камне, одетая в светло-голубое муслиновое платье, перетянутое поясом на талии, и завязывала туфельку. Эдвард успел увидеть стройную ногу в белом чулке, прежде чем девушка опустила юбку.
Касси поднялась и подала руку:
— Надеюсь, сейчас вы больше одобряете мою внешность, лорд Эдвард?
— Ты столь же прекрасна, как та пятнадцатилетняя девушка, с которой я расстался три года назад. Касси одарила его ослепительной улыбкой:
— А вы, милорд, по-прежнему самый красивый джентльмен из моих знакомых. — Она, не таясь, пристально оглядела его. — Признаться, не знаю, что восхищает меня больше: твои размеры или…
— Мои, что?!
Девушка склонила голову набок и недоуменно нахмурилась.
— Твой рост.
Улыбка сожаления мелькнула на лице Эдварда. Как глупо с его стороны считать, что она, в своей невинности, заметит да еще и объявит вслух об очевидном свидетельстве его чисто мужской оценки ее прелестей?!
— Моим ростом или?.. — поспешно спросил он.
— Или твоими прекрасными глазами, — немедленно ответила девушка, коснувшись кончиками пальцев его щеки. — Такие необычные — темно-карие, с золотистыми искорками, совсем, как твои волосы. Наверное, многие дамы тебе это говорили?
— Кажется, одна или две, но
— Ну а твои письма по большей части напоминали рапорты с полей сражений. Я даже научилась чертить карты, прямо на столе. Это совсем нетрудно, если насыпать побольше соли и муки и начать проводить канавки. Бедняжка Бекки недоумевала, почему я вдруг пристрастилась к географии.
Она немного помедлила, носком туфли выкапывая ямку в песке:
— Я много раз чувствовала, что ты не совсем честен со мной, Эдвард. И никогда не могла понять, как ты живешь.
— Достаточно сказать, Касс, — с намеренной холодностью процедил Эдвард, — что образ жизни профессионального вояки мало напоминает те приключения, о которых я мечтал мальчишкой. Поверь, мне не доставляет особого удовольствия отправлять своего ближнего к Создателю. Ну а ты, Касс? Продолжала изводить несчастную мисс Питершем?
Получив резкий отпор, Касси смирилась с тем, что, возможно, никогда не узнает о годах, проведенных им в армии, хотя на сердце стало тяжело. Однако девушка постаралась забыть обиду и весело ответила:
— Не слишком. В основном старалась поступать так осмотрительно, как ты желал бы, Эдвард, хотя по-прежнему много плаваю и занимаюсь греблей. Вряд ли тебя заинтересовали бы пространные описания наших балов и ужинов.
— Ошибаешься. Твои письма всегда напоминали о том, что действительно важно для меня. Что говорила мисс Питершем относительно нашей переписки?
Девушка задумчиво хмурилась, слушая Эдварда, но при упоминании компаньонки глаза ее весело блеснули.
— Несчастная Бекки! Знаешь, мы очень близки во всем, что не касается тебя. Мы с Эллиотом весьма подробно обсудили все и решили, что в этом случае умолчание отнюдь не грех. Она так ничего и не узнала.
— Тогда, боюсь, она вряд ли встретит меня с распростертыми объятиями.
— Верно, но мой опекун — Эллиот, и она просто не сможет отказать тебе от дома. Но Бекки опомнится и смягчится, вот увидишь! Впрочем, она будет ужасно разочарована, узнав, что мы не едем в Лондон. По-моему, Бекки ожидает, что я поймаю в свои сети по меньшей мере герцога или члена королевской фамилии!
— Ты и один из этих жирных немецких герцогов! Господи! — Эдвард сжал ее руку. — Пойдем, Касс, отвяжем кобылу, и я провожу тебя в дом.
Ее пальцы судорожно сжали ладонь Эдварда, и он увидел, что она смотрит на него с тревожной улыбкой.
— Прежде чем мы отправимся в путь, Эдвард, поцелуй меня еще раз. Меня никогда в жизни не целовали, и, признаюсь, мне это ужасно понравилось.
Эдвард наклонился и легонько притронулся губами к ее сомкнутым губам. Но девушка упрямо топнула ножкой.