Объявлено убийство
Шрифт:
— Привет.
— Вы очень заняты?
— Более или менее.
— А что вы делаете?
— А вы не видите?
— Нет. Я не садовник. На мой взгляд, вы просто забавляетесь.
— Я сажаю салат.
— Вот как? Значит, сажаете…
— Вы что-то хотели? — холодно спросила Филлипа.
— Да. Увидеть вас.
Филлипа метнула на него быстрый взгляд.
— Вам не следует приходить сюда. Миссис Лукас это не понравится.
— Она не позволяет вам иметь поклонников?
— Не говорите глупостей.
— А что? Поклонник… Прекрасное слово. Великолепно передает мое отношение к вам. Уважительно.., на расстоянии..,
— Пожалуйста, Эдмунд, уходите. Вам незачем сюда приходить.
— А вот и не правда! — торжествующе провозгласил Эдмунд. — Вот и есть зачем. Миссис Лукас позвонила сегодня маме и сказала, что у нее полно кабачков.
— Их и правда пропасть.
— И спросила, не хотим ли мы поменять горшочек меда на кабачки.
— Но это неравный обмен! Сейчас кабачки — совершенно неходкий товар, их у всех хоть отбавляй.
— Конечно. Поэтому миссис Лукас и позвонила. В прошлый раз, если мне не изменяет память, она предложила обменять снятое молоко, — представляете, снятое молоко — на зеленый салат. В самом начале сезона! Он тогда шел по шиллингу за пучок.
Филлипа промолчала.
Эдмунд полез в карман и извлек оттуда горшочек меда.
— Так что вот мое алиби. В самом широком и неоспоримом смысле слова. Если миссис Лукас ухитрится протиснуть свой бюст в дверь подсобки, я сообщу, что пришел насчет кабачков. А это отнюдь не праздное времяпрепровождение.
— Понятно.
— Вы читали Теннисона [19] ? — как бы между прочим поинтересовался Эдмунд.
— Не так уж много.
— А зря. Он скоро опять войдет в моду. Даже теперь по вечерам передают по радио “Королевские идиллии”, а не бесконечного Троллопа [20] . Я всегда считал, что Троллоп невыносимо слащав. Конечно, в небольших количествах его читать можно, но когда тебя им пичкают!.. Так вот о Теннисоне… Вы читали “Мод”?
19
Теннисон Альфред (1809—1892) — английский поэт викторианской эпохи, автор утонченных лирических и философских стихов.
20
Троллоп Энтони (1815—1882) — английский писатель-реалист, перу которого принадлежат многочисленные романы из жизни Англии XIX века.
— Когда-то давным-давно.
— Там есть такие строки. — Он процитировал, нежно глядя на Филлипу:
— “Невинность и порок и холод совершенства — роскошное ничто”. Это вы, Филлипа.
— Странный комплимент!
— А это и не комплимент. Я думаю. Мод запала бедняге в душу так же, как вы мне.
— Не болтайте чепухи, Эдмунд.
— Черт подери, Филлипа, почему вы такая? Что таится за вашими идеально правильными чертами? О чем вы думаете? Что чувствуете? Счастливы вы или несчастны? А может, напуганы? Или еще что-нибудь? Но хоть что-то вы же должны чувствовать!
Филлипа спокойно сказала:
— Что я чувствую — это мое дело.
— Но и мое тоже! Я хочу заставить вас говорить. Хочу знать, что творится в вашей безмятежной головке. Я имею право знать. Правда, имею. Я не хотел в вас влюбляться. Я хотел спокойно писать свою книгу.
21
Берн-Джонс Эдуард Коули (1833—1898) — английский художник, член Прерафаэлитского братства (группы художников и писателей, провозгласивших своим идеалом эстетику раннего Возрождения — до Рафаэля).
Филлипа оторвалась от работы и уставилась на него, удивленно наморщив лоб.
— При чем тут Берн-Джонс?
— При том. Когда прочтешь про прерафаэлитов, начинаешь понимать, что такое мода. Они были ужасно жизнерадостные, говорили на сплошном жаргоне, смеялись, шутили и уверяли, что жизнь прекрасна. Но это тоже было данью моде. Они были не жизнерадостней или счастливей нас. А мы ничуть не несчастней их. Все это мода, поверьте. После войны мы помешались на сексе. А теперь нам этот бзик надоел. А впрочем, не важно. Почему мы об этом заговорили? Я же начал про нас с вами. Только у меня язык присох к небу. А все потому, что вы не хотите мне помочь.
— Что вам от меня нужно?
— Скажите! Ну скажите же! Это из-за мужа? Вы обожали его, а теперь он умер, и вы спрятались, словно улитка, в свою раковину? Из-за него? Что ж, прекрасно, вы его обожали, а он умер. Но другие женщины тоже потеряли мужей, — очень многие, — и некоторые из них любили своих мужей. И что же они расскажут тебе об этом в баре, немного поплачут, когда напьются, а потом лягут с тобой в постель, чтобы утешиться. Наверно, так можно утешиться. Вы переживете это, Филлипа. Вы молоды, чертовски привлекательны, и я люблю вас до безумия. Расскажите, расскажите о вашем муже! Черт бы его побрал!
— Что тут рассказывать? Мы встретились и поженились.
— Вы были очень молоды?
— Слишком.
— Значит, вы не были счастливы? Продолжайте, Филлипа.
— Да продолжать-то нечего. Мы поженились. Были счастливы, как, наверное, большинство людей. Родился Гарри.
Рональд уехал за границу. Его.., его убили в Италии.
— И остался Гарри?
— Остался Гарри.
— Мне нравится Гарри. Он славный мальчик. И я ему тоже нравлюсь. Мы с ним поладим. Ну как, Филлипа? Давайте поженимся, а? Вы можете продолжать садовничать, а я — писать книгу. А в праздники мы работать не будем, будем развлекаться. Действуя тактично, мы могли бы отделиться от мамы. Она будет подкидывать нам деньжат, чтобы поддержать обожаемого сынулю. Я иждивенец, пишу дрянные книжки, у меня плохое зрение, и я болтлив. Вот худшие из моих недостатков. Может, попробуем, а?
Филлипа подняла глаза. Перед ней стоял высокий, весьма серьезный молодой человек в больших очках. Его пшеничные волосы разлохматились, а глаза смотрели ободряюще и дружелюбно.
— Нет, — сказала Филлипа.
— Это ваш окончательный ответ?
— Окончательный.
— Почему?
— Вы обо мне ничего не знаете.
— И это все?
— Нет. Вы вообще ни о чем ничего не знаете.
Эдмунд немного подумал.
— Возможно, но кто знает? Филлипа, моя обожаемая Филлипа…